Игорь Шприц - Двойной Нельсон

— Это, ваше степенство, сами Александр Иосифович Франкс собственной персоной с друзьями чин отмечают-с! Профессор! Ему арапа не вкрутишь! Ресторанное дело до тонкостей знает-с! Сыры подавать, ваше сиятельство?

«Смешные люди», — снисходительно подумал Вершинин. Впрочем, все люди по-своему смешные. Он смешон, и Оленька смешна... Дора тоже по-своему смешна. Кстати, а что делать с Оленькой? Что делать с Дорой, он уже сообразил, но вот куда девать ревнивую горничную? Подумал, выпил очередную рюмку, и мысли об Оле куда-то испарились. Остались лишь мысли о Доре, которая испариться не имела права.

Тут один из троицы чуть поворотился, и Вершинина охватило радостное чувство узнавания: это точно был один из тех двух господ (с соколиным профилем!), что незаконным образом вторглись в его жилище! Но поскольку сокол тогда щедро заплатил за вторжение, его вина исчезла, и теперь он являлся сотоварищем по ресторанному счастью, что и требовалось тут же отметить.

Вершинин встал — и подивился неустойчивой погоде или даже землетрясению, которое весьма редко, но посещало Петербург: все качнулось и тут же вернулось на круги своя. Странно, что никто этого не заметил... надо будет написать заметку о трясении земли в ресторане «Медведь». Твердой рукой он взял пустую рюмку (она позволила себя поймать лишь со второй попытки) и кратчайшей дорогой вдоль стены направился к желанному столику, повторяя на каждом шагу:

— Виноват! Миль пардон! Извините... Мадам, целую ваши ручки...

Впрочем, на его извинения никто не обращал внимания, ибо одна половина зала находилась в таком же состоянии, а вторая — в гораздо более веселом и завлекательном. Дама, на декольте которой Вершинин по пути случайно оперся, почти ничуть этому не сопротивлялась, а наоборот, поощрила его кокетливым смехом. Но он проскочил кокетку, а когда захотел вернуться — обратной дороги уже почему-то не нашел... занесло снегом...

* * *

Поросенок Евграфия Петровича не разочаровал: нежнейшая задняя часть с малюсенькими косточками, хрустящая кожица, которую при жарке поливали медовой водой, мясцо совершенно райского вкуса напомнили деревенское детство, стылую позднюю осень, пору мясоеда, когда поутру за гумном раздавался дикий предсмертный визг годовалого поросенка, обрывавшийся резко и страшно...

Дети на печке тихо всхлипывали о своем летнем любимце, но к обеду грусть проходила: подавали жареный ливер, мозги, по избе шел сытный запах — варили целый чан холодца. Так что хрящики Евграфий Петрович обсасывал как в детстве — с грустью и радостью, не забывая перемежать кусочки мяса духовитой гречневой кашей с солоноватыми хрусткими шкварками. И запивая всю эту крестьянскую ностальгию красным французским вином с трудно выговариваемым названием.

Путиловский тихонько пощипывал свою тетерку, попивал «Шато Мутон-Ротшильд» (когда еще удастся его попить!), вполуха слушая тирады Франка и вполглаза наблюдая за страданиями Берга, сцепившегося не на жизнь, а на смерть с таким же молодым лангустом. Оба были ярко-пунцового цвета: лангуст — от живительного действия подсоленного кипятка, а Берг — от усердия.

К лангусту подавался небольшой набор слесарного инструмента, с помощью которого смышленый человек за каких-нибудь два часа мог вскрыть природную кирасу морского насекомого и насладиться видом растерзанного соперника. Успехов на лангустовом фронте у поручика пока не наблюдалось — дальше жеваной ножки он не продвинулся.

— Гуляет Россия, — меланхолично продолжал гнуть свою линию Франк. — Ты посмотри, сколько здоровья надо, чтобы все это переварить и не умереть от обжорства! Какие купчины, какие чиновники ядреные! А женщины? Пьеро, ты посмотри, какие женщины! Кстати, у тебя давно не было романов. Это, брат, плохо для душевного здоровья. Ты должен влюбиться или даже жениться. Одно другого не исключает.

— Сейчас вот все брошу и побегу женихаться, — лениво отозвался Путиловский. — Передай мне «Шато». Жениться у нас Иван Карлович будут-с!

Берг на секунду съежился от такой ужасной перспективы и с удвоенной энергией накинулся на лангуста. Тот уже поскрипывал, но пока держался.

Официант возник за спиной неслышной тенью, как ангел смерти, и наполнил бокал до краев.

Рука Путиловского дрогнула, и несколько капель красного вина окропили белоснежную салфетку.

— Кровь, — прокомментировал Франк. — Говорят, вы кого-то поймали? Или застрелили?

— Гершуни задержали. Завтра выйдет высочайший указ о замене смертной казни ссылкой на каторгу. Государь хочет быть милостивым.