И самое главное — показал профессору найденную чашу Ягайло.
Минич, скрестив на груди руки, стоял у открытого окна, за которым река блестела, переливаясь, красной дорожкой заходящего солнца, уже давно настал вечер — тихий и теплый. Из окна веяло запахами сирени и чего-то другого сладкого и цветочного из сада под окнами. Говорили в полголоса.
— Вот есть же на свете дураки, — философски заметил Алесь. — Но я самый из них что ни на есть главный. Эта певица обвела меня вокруг пальца. Обвела как ребенка. Отдала немцам ранец с сокровищами Радзивилла — что потянет на много миллионов долларов. Да еще и огрела меня по виску чашей, которую они считают чашей Ягайло. Слава Богу, они ошиблись, а я потом нашел то, что они искали. И так и не нашли. Кстати, дорогой профессор, а что же написано на этой чаше Ягайло? Там явно не латынь…
В глубине комнаты, сидя перед яркой лампой, Чеслав Дайнович изучал легендарный артефакт — и выглядел при этом, как ребенок, добывший желанную игрушку — смысл всей жизни. Лицо раскраснелось от возбуждения так, что, казалось, запотеют линзы его золотых очков на черной ленте.
— Вы не представляете, что вы нашли… — сказал он Алесю глухим от волнения голосом; было похоже, что у него вот-вот навернутся слезы на глазах. — Вы просто не представляете… Вы не понимаете… Это же… Нет, этого не понять…
— Ну что же тут не понять… — улыбнулся журналист, с интересом взглянув на своего старшего друга. — Тут шестиконечный крест Великого княжества Литовского выложен крупными бриллиантами. Уже все понятно для, например, нашей певицы или для немцев. Про то, что корпус из золота, я и не говорю, это мелочь на этом фоне. В целом — на мой взгляд — вещь стоит сама по себе, без исторической составляющей, порядка ста тысяч долларов. На аукционе — в несколько раз больше. Может, миллион зеленых. Причем, вандалы обязательно бы заглянули, что там внутри. А вдруг еще что-то ценное? Кстати, это соответствует тем оценкам, которые звучали в вашей беседе с Клаусом: тот оценивал вещь в сто тысяч рейхсмарок, вы сказали о миллионе… Он, правда, заимел совсем не то…
— Да Боже упаси! — воскликнул профессор. — Чашу открывать нельзя! Она потому и запаяна! Там прах Ольгерда. Этот прах не просто дороже всех алмазов, а суть мистической силы этого артефакта. Вот поверх креста и ниже его написано на латыни:
«Сия чаша вмещает прах Ольгерда, заключившего вечный Договор с Высшими Силами о его власти, и сей прах будет служить Ягайло и другим последующим властителям нашим как доказательство продолжения силы этой власти и этого Договора».
— Договор? Любопытно, — обернулся Минич. — Очень любопытно. Это кажется какой-то средневековой мистикой. Как договор с дьяволом. Правда, на что-то оккультное сей предмет не похож — на нем христианский крест… Но на обратной стороне какая-то надпись на непонятном языке. Вам под силу ее прочесть?
— О, да! — Чеслав Дайнович повернул в руках чашу Ягайло. — «Numons dajs tawo walle, Deiwe riks». То есть «Пусть будет воля Твоя, Господь Бог!».
— И на каком же это языке? На жемойтский не похож.
— О, этого языка уже давным-давно не существует. У жемойтов и латышей восточнобалтский язык, а это западнобалтский. Это ятвяжский язык, еще его называли литвинским. Он был родственным языкам пруссов и мазуров, то есть западных балтов, и исчез где-то в середине шестнадцатого века.
— А я где-то читал, что наши литовские князья были язычниками, — удивился Алесь.
— О, нет! Это огромное и всеобщее заблуждение, — улыбнулся профессор. — На самом деле у них была тайная христианская вера — арианская. Судя по всему, эта их тайна и называется тут словом «Договор». Вот поведаю вам, мой друг, о таком факте. Ипатьевская летопись и «Хроника Быховца» сообщают, что создатель ВКЛ Миндовг якобы поклонялся неким языческим богам, даже уже после своего крещения в папскую веру после 1253 года. В летописях сказано: «Крещение же его было обманным. Чтил богов своих потаенно. Первого Нанадая, и Телявеля, и Диверикза». На самом деле эти «языческие боги» — это строки из христианской молитвы на западнобалтском языке, где Нанадай — «numons dajs», Телявель — «tawo walle», Диверикс — «Deiwe riks». Это вместе фраза «Numons dajs tawo walle, Deiwe riks», то есть «Пусть будет воля Твоя, Господь Бог!». Это молитва «Отче наш» на языке предков нынешних белорусов — на нашем дославянском западнобалтском языке.
— Интересно… — журналист подошел к Дайновичу и из-за его плеча уже по-новому взглянул на чашу Ягайло в его руках. — Так вот что тут написано… На забытом языке…
Читать дальше