– Ну и запашок здесь у вас… – Он отодвинул шпингалет, открыл окно и там и остался – видно, от холодного воздуха ему было легче. – За каким чертом нас позвали? – упрекнул он Хейно и уселся на скрипнувший стул. – Бедняга помер во сне. Бывает.
Хейно покосился на учителя.
– Не думаю, что Нильс Густаф умер естественной смертью, – осторожно сказал прост.
– Это еще почему?
– Есть признаки, которые…
– Двери и окна были заперты изнутри. Это так? Или я не расслышал?
– Нет, так оно и есть.
– Парню стало плохо во сне, вот и помер. Запишем – апоплексический удар.
Браге посмотрел на Михельссона. Тот несколько раз кивнул – ясное дело. Само собой. Апоплексический удар.
– А может, дрянь какая-нибудь. Отрава. Надо поскорее закопать несчастного, а то еще перезаразимся.
– А если это убийство?
– Когда вы сюда явились, дом был заперт?
– Да. Дом был заперт. Но вчера у Нильса Густафа были посетители.
Исправник подергал за ворот и задышал так, будто его вот-вот тоже хватит удар. С явным отвращением расстегнул плащ покойного.
– Никаких повреждений. Ни крови, ни следов борьбы. И как же его, по-вашему, убили? Уговорили лечь и помереть? Или кто-то умеет проходить сквозь стены? Прошел сквозь стену, укокошил здоровенного мужика, да так, что ни царапины не оставил. – И исправник покосился на Михельссона.
Тот, разумеется, захихикал – надо же! Прошел сквозь стену и укокошил.
Хейно с ожиданием глядел на проста – должен же он ответить на насмешку! Но тот и бровью не повел.
Тем временем Браге начал небрежно перекладывать рисунки и холсты, как вдруг замер.
– Гляньте-ка… а покойный и вправду знал толк в своем деле.
С картины смотрела вставшая на задние лапы огромная медведица, написанная с необычайным мастерством, – всем показалось, что в комнате раздался грозный рев. Зверь вот-вот выпрыгнет с картины, из раскрытой пасти капает слюна с кровью. Сабля исправника на картине ослепительно сверкает.
– Подумать только, какой замечательный мастер…
Исправник заметил на столе бутылку с коньяком, привычным движением поднял и сделал прямо из горла большой глоток. Прост дернулся, чтобы вырвать у него бутылку, но удержался. Браге довольно зажмурился и смачно отрыгнул.
– Повесим эту картину в управе, – распорядился он. – Или как, Михельссон?
– Само собой, господин исправник. Вы замечательно получились.
– А теперь всем покинуть дом. Вас это тоже касается, господин прост. Михельссон должен тщательно все обследовать, и мешать ему нельзя.
– Могу я взять бокалы? – чуть не заискивающе попросил учитель.
– Бокалы?
– Или господину исправнику угодно их осмотреть?
Браге пренебрежительно отмахнулся. Прост тщательно завернул оба бокала в носовой платок, не касаясь их пальцами, и сложил в свою сумку, следя, чтобы не перевернуть. Ни у кого не возникало сомнений, что исправник выгоняет всех на холод, чтобы спокойно, не торопясь, прикончить бутылку с гениальным французским изобретением.
– А что там пишет этот туземец? – грозно спросил Браге, уставившись на меня.
Я попытался спрятать листок с записями, но было поздно. Он выхватил лист у меня из рук, начал читать, и глаза его полезли на лоб.
– Что за чушь… сплошная абракадабра!
– Юсси учится писать, – спокойно пояснил прост.
– Писать он, может, и научится, а вот прочитать, что он накорябал… – Исправник скомкал бумажку и бросил в угол.
Я постарался изобразить услужливую мину, на полусогнутых ногах подошел и поднял бумажный шарик. А выходя, расправил и сунул в карман. Исправник Браге не умел читать по-саамски.
43
Не успели мы вернуться в усадьбу, как прост позвал меня к себе в кабинет. Закрыл дверь и с таинственным видом помахал: подойди к столу. Посадил на табуретку, такую низкую, что столешница оказалась на уровне груди. Очень осторожно развернул сложенный вчетверо листок бумаги – внутри несколько стружек.
– Что это?
Я прекрасно знал, что это.
– Карандаш чинили. Мы это нашли в лесу, где пытались изнасиловать Юлину.
– Правильно, Юсси. Около старого пня. Там, где по нашей теории прятался насильник. А теперь взгляни сюда.
Он достал из кармана карандаш и начал его точить. На бумагу одна за другой упали несколько стружек.
– Очень похожи.
– Смотри внимательней. – Он протянул мне лупу на резной ручке.
Я задержал дыхание, чтобы не сдуть крошечные деревянные чешуйки.
– Будто с того же карандаша.
– Мне тоже так кажется. С того же или с такого же. И… ты, надеюсь, помнишь, что в лавке у Хенрикссона таких карандашей не было.
Читать дальше