Валерий Шарапов - Самый страшный след

Среди покидавших город началась паника. А когда первые бомбы разметали в клочья булыжную мостовую и обрушили двухэтажный кирпичный дом на Большой Советской, люди, шедшие к мосту через Днепр, и вовсе бросились в разные стороны.

На северо-восточной окраине — аккурат между лесом и железной дорогой — покидал стоянку цыганский табор. Мужчины спешно готовили кибитки и запрягали лошадей, женщины и дети сворачивали шатры и укладывали пожитки в большие узлы.

Заметив интенсивное движение возле железной дороги, пара «Юнкерсов» отвалила от общего строя, набрала высоту и выполнила свою классическую атаку. Две бомбы разорвались на опушке леса, повалив высокое дерево. Два других взрыва прогремели в людской гуще. И тотчас все кругом перемешалось: мечущиеся лошади, перевернутые повозки, кричащие женщины и дети…

Одну из кибиток готовил к дальней поездке высокий статный цыган по имени Яков. Молодая жена и двое детей едва успели залезть в повозку, наполненную узлами, как неподалеку грохнули взрывы. Два могучих жеребца вырвали поводья и понесли вдоль железной дороги к городу. Крича и размахивая руками, Яков побежал следом, пытаясь догнать кибитку и остановить лошадей…

В тот же час по западной городской окраине передвигались последние уцелевшие красноармейцы — уставшие, перепачканные, в выцветших и насквозь пропитанных потом гимнастерках, многие в окровавленных бинтах.

Одним из последних шел маленький мужичок с темным от загара и пыли лицом. Он был единственным выжившим солдатом восьмой роты 39-го запасного стрелкового полка. Болтавшаяся на плече трехлинейка то и дело стучала прикладом о его правую ногу; пилотки на голове не было, зато имелась скатка из растерзанной осколками шинели, которая то и дело норовила сползти с плеча. Обеими руками солдат тащил за собой станковый пулемет. Второй номер расчета погиб, из боеприпасов оставался приспособленный к станку последний короб с полной патронной лентой.

Окончательно сбив дыхание, солдат повернул в тень неказистого деревянного сруба. Пристроив пулемет, он тяжело опустился рядом на завалинку, достал кисет с остатками табачка и клочками газетной бумаги. Неторопливо свернул самокрутку, закурил.

Весь вид его говорил о невероятной усталости, о нежелании двигаться дальше: устремленный под ноги пустой взгляд, безвольно висящие кисти натруженных рук, струившиеся по лбу и щекам капли пота.

Досмолив окурок, он вздохнул, посмотрел в небо, тяжело поднялся и, подхватив пулемет, зашагал дальше…

Если бы в эту минуту его сгорбленную фигуру увидел кто-то из горожан, то, покачав головой, определенно прошептал бы: «Не дойдет…»

Тем временем давно гремевшая на западе канонада начала понемногу затихать. Растерзав и прорвав последнюю оборону, в город со стороны Александровского пруда вошли передовые подразделения вермахта.

Немецкие солдаты шли уверенно, с едкими шутками на устах. Это позже, наткнувшись под Москвой на ожесточенное сопротивление советских войск, немецкое командование кардинально изменит тактику наступления. В соответствии с этими изменениями вначале плацдармы будут обрабатываться артиллерией и авиацией, и только после этого вперед с максимальной осторожностью пойдет пехота. А пока гитлеровцы смело, нисколько не таясь, вышагивали по нашим дорогам.

С такой же наглой самонадеянностью вошли в Смоленск и солдаты 106-й пехотной дивизии 20-го армейского корпуса. Свеженькие, в едва успевших запылиться коротких сапогах. Закатанные рукава серых полевых мундиров, окрашенные в камуфляж каски, карабины «маузер», пулеметные ленты и самодовольные улыбочки на «правильных» арийских лицах. Шли неторопливо, размеренным шагом, поглядывая по сторонам в поисках легкой наживы. Шли до тех пор, пока из заросшего акацией палисадника, что отделял улицу от старого деревянного дома, не застучал пулемет.

Пуля мощного винтовочного патрона, используемого в старом добром «максиме», с небольшой дистанции могла прошить насквозь два-три человека. А дистанция, на которую подпустил фрицев мужичок-пулеметчик, была именно такой — метров сорок-пятьдесят.

В первые же секунды колонна немецких солдат буквально растаяла: кто упал замертво, кто корчился в предсмертных судорогах, кто в паническом приступе ужаса залег в придорожной канаве.

Мужик водил стволом пулемета и разил свинцом вражеские тела, пока не кончилась лента. Все двести пятьдесят патронов одним нажатием на гашетку. Одной длинной очередью.