Валерия Вербинина: Дом на Солянке [litres]

– Нет, целиком не нужно, – ответил Леонид Ипполитович. – «Я пережил революцию, переживу как-нибудь и твое замужество». Вы не против, если я эту реплику вычеркну? Понимаете, дразнить гусей – не самое благоразумное занятие, когда эти гуси могут тебя заклевать.

– Делайте что хотите, – сказал Басаргин, пожимая плечами.

– Потом у вас в пьесе речь заходит о французском комоде и несколько раз повторяется, что он французский. У нас сейчас неважные отношения с Францией…

– У нас со всеми неважные отношения, – не удержался Басаргин.

– Пусть так, но слово «французский» от греха подальше лучше убрать. Просто – комод.

Басаргин ответил, что у него нет никаких возражений, и комод остался в тексте без всякой национальности. Леонид Ипполитович перечислил еще несколько возможных поводов для будущих придирок, и всякий раз писатель соглашался на изменение или смягчение.

– Прекрасно, – заключил завлит, перевернув последний лист, – просто прекрасно. А теперь, по словам классика, поговорим о деле, то есть о деньгах.

– Кто же это сказал? – машинально спросил Басаргин.

– Пушкин Александр Сергеевич. – Леонид Ипполитович невозмутимо покосился на собеседника. – Весьма толковый был литератор, кстати.

Писатель не мог удержаться от улыбки.

– Но сначала скажите вот что. Вы написали пьесу – намерены ли вы на этом остановиться? Или собираетесь продолжать сочинять для театра?

Максим Александрович заверил завлита, что его мечта – стать профессиональным драматургом и он вовсе не собирается останавливаться на достигнутом, а как раз напротив, у него много идей для пьес, и вообще…

– Давайте так, – сказал Леонид Ипполитович, вынимая из глаза монокль. – Я похлопочу, чтобы вам дали повышенный аванс – больше того, что мы обычно даем начинающим авторам. Но вы сразу же, вот буквально сегодня, садитесь писать вторую пьесу. Захотите обсудить со мной какие-то моменты, которые могут не пройти цензуру, – звоните, я к вашим услугам. – Он улыбнулся. – Вы даже не представляете, до чего мне было приятно читать ваш текст. На фоне того, что мне обычно носят – всякой дряни в прозе и, прости господи, в стихах, с обличениями в духе Демьяна Бедного, – ваша комедия просто шедевр. Я думаю, публика оценит ее по достоинству, так что можете не ждать премьеру, а сразу же писать новую пьесу. Договорились?

Басаргин покидал театр окрыленный. «Деньги есть… Новую пьесу напишу. Квартира будет, купим… Варе новое пальто, сапожки… А жизнь-то налаживается! Налаживается, черт побери! Как только мое положение в театре упрочится, пошлю газету к черту… И Поликарпа, и всех остальных. Довольно я разменивался на пустяки, сколько лет мучился в этой дыре… Хватит страдать, пора жить! И жить как можно лучше! Да здравствует жизнь, свобода и творчество! Лучше этого нет ничего!»

И, не замечая, что говорит вслух, продекламировал:

– Сегодня и всегда – комедия Максима Басаргина «Поклонники» во всех театрах страны!

Иван Опалин сидел за столом Логинова в кабинете агентов угрозыска и, грызя яблоко, изучал материалы дела, которое на него спихнули. Наверху после его подвигов долго совещались, наградить ли или оторвать голову, или как-то совместить и, к примеру, сначала оторвать голову, а потом наградить. В итоге никто не стал ничего делать, и он как числился помощником агента угрозыска, так им и остался.

Что касается дела, которое перепоручили Ивану, оно принадлежало к любимой категории русских заданий «пойди туда, не знаю куда, принеси то, не знаю что». В нем присутствовал порядочно разложившийся труп, найденный в лесном массиве около месяца назад. Причиной смерти стало то, что неизвестному проломили голову. Сам себе он такие увечья нанести не мог, значит, речь шла об убийстве. Больше ничего, достойного упоминания, в деле не имелось.

Опалин доел яблоко, выкинул огрызок, вытер руки платком и задумался. Телефон на его столе разразился звоном. Иван схватил трубку.

– Помощник агента Опалин у аппарата, – сказал он бодро.

– Иван Григорьевич?

Так и есть, Филимонов. Сейчас поинтересуется, какие действия он собирается предпринять по поводу неизвестного с проломленной головой. И точно, именно об этом Терентий Иванович и спросил.

– Его кремировали или закопали? – спросил Опалин.

– Похоронили. А что?

– Мне нужен ордер на эскумацию. Но сначала я с Бергманом поговорю.

– На эксгумацию, вы хотели сказать?