Валерия Вербинина - Дом на Солянке [litres]

– Как? – сдавленно спросила она, словно голос ей отказывал.

– Зарезали. – Иван благоразумно удержался от описания подробностей. – Вам или кому-то из близких придется приехать для опознания тела.

– Я знала, я знала, – забормотала Соня, раскачиваясь на стуле, – я знала, что она не доведет его до добра. Я ему говорила! – Она зарыдала. – А он меня не слушал! Он никогда меня не слушал…

Дверь заскрипела. Басаргин поднял глаза и увидел на пороге маленькую, совершенно седую и очень худую старушку. Дыханием вечности повеяло на него – как написал бы, наверное, будущий знаменитый писатель Степан Глебов. Да! В этом деревянном домике на московской окраине, который держался на одном честном слове, Максим Александрович по-настоящему почувствовал, что такое дыхание вечности, и, по правде говоря, даже немного опешил. Бесцветные глаза смотрели сквозь него, на желтоватой шее висел простой медный крест – в 1928 году, прямо скажем, не каждый отваживался носить его на виду.

– Бабушка, – бросилась к ней Соня, – его убили, убили! Его убили, бабушка…

– Ну, ну… – слабо бормотала старушка, гладя ее по голове сморщенной рукой, – эх… Я знала, что его больше нет, только тебе не стала говорить… Он мне ночью приснился… как, бывало, мать твоя снится…

– Я тоже поняла, – сквозь слезы ответила девушка, – его голуби ужасно волновались… Никогда они так не курлыкали…

Больше всего Басаргин боялся того, что Опалин заведет сейчас какую-нибудь неуместную речь в духе того, что суеверия – вздор и полагаться на них нельзя, или начнет с апломбом вещать о том, что животные ничего не чувствуют, а сны ничего не значат. Но как бы ни думал помощник агента угрозыска, мысли свои он оставил при себе и не мешал женщинам выплакаться. Остро чувствуя, что он тут совершенно лишний, Басаргин сделал несколько шагов по комнате. Он нет-нет да бросал взгляд в окно, за которым на грядке тосковали подсолнухи, свесив золотые головы. Бело-рыжий кот сидел, притаившись в траве, – очевидно, только и ждал удобного момента, когда можно будет прошмыгнуть в дом и забраться на чердак.

– Соня, чем занимался ваш брат? – спросил Опалин, когда девушка немного успокоилась, отлепилась от бабушки и стала искать платок.

– Чем он мог заниматься? Работал, – вздохнула Соня. – В слесарной мастерской.

Бабушка отряхнула пыль со стола и двинулась к двери, мелко переступая.

– Поставлю самовар, – сказала она и вышла.

– Ваш брат слесарь, значит, был?

– Ну да.

– А подробнее можно? Слесари ведь разные бывают.

– Он хороший был слесарь, – ответила Соня с несчастным видом. – Рукастый! Любую деталь мог выточить. На работе его хвалили… Все ручки в доме – его работа. И замки тоже…

– Замками он тоже занимался?

– Ага. Замки, ключи, все, что хотите. Я же говорю, он хороший был… – Она готова была снова заплакать, и Басаргин отвел глаза.

– Вы сказали: «Она не доведет его до добра», – негромко напомнил Опалин. – Вы имели в виду кого-то конкретного?

– Да. Ее Норой зовут, – ответила девушка с отвращением, вытирая платком щеки.

– А она кто?

– Не знаю. Шляпка у нее модная, в кольцах ходит. Я ее только один раз видела. Мы всегда все рассказывали друг другу, а о ней он мне ничего не говорил. И вел себя странно… Я чувствовала, что что-то не так. У него секреты от меня появились… Он ее карточку доставал и насмотреться не мог…

– Давайте сюда карточку, – сказал Опалин. – Или он ее с собой носил?

– Нет. Она в его вещах должна быть.

Соня сорвалась с места и метнулась в другую комнату. Волей-неволей Опалин и Басаргин последовали за ней. Стол с несколькими номерами «Красного рабочего», стул, кровать, перед ней вышитый половичок. Соня отчаянно стала рвать ящики из пазов – они не поддавались. Она сломала ноготь, но выдрала один ящик, затем другой, опрокинула на кровать и стала перебирать содержимое. Галстук, коробка от дорогих папирос, несколько фантиков, бритвенный прибор, зеркальце к нему, всякие мелочи. Никаких фотографий – ни одной. Изменившись в лице, Соня стала разворачивать и трясти газеты.

– Я же видела… – бормотала она. – Он в столе ее хранил!

– Может быть, взял фото с собой? – не выдержал Басаргин.

– Зачем? Оно довольно большое, его неудобно носить…

– Фамилия фотографа там стояла? – вмешался Опалин. Соня кивнула. – Как фотографа звали?

Но Соня не помнила. Она повалилась на кровать, закрыла лицо руками и зарыдала.

– Доктор, принесите воды, – распорядился Опалин. И Максим Александрович побежал за водой.