Лоран Бине - Седьмая функция языка

В этот момент в лавку входит хиппи в сандалиях – и прямо к бородатому, хлопает его по плечу. Тот оглядывается, хиппи расстегивает ширинку и мочится на него. Бородатый отшатывается в испуге, все – кричать, момент общего смятения, и сын бакалейщика выталкивает хиппи вон. Народ хлопочет вокруг бородатого, а он стонет: «Ma io non parlo mai di politica!» [201] «Но я вообще не говорю о политике» ( ит .). «Appunto!» [202] «Вот именно!» ( ит .) – бросает ему хиппи, уже ступая за порог.

Стефано возвращается к стойке и указывает Байяру на бородатого: «Вот он, Умберто».

Человек с сумкой уходит, забыв ее на полу у стойки, но, к счастью, его догоняют другие посетители и отдают вещь владельцу. Незнакомец смущен, странно извиняется, благодарит и исчезает в темноте.

Байяр подходит к бородатому, который пытается отряхнуть брюки, символически (моча успела пропитать ткань), и достает визитку: «Месье Эко? Французская полиция». «Полиция? – суетится Эко. – Надо было арестовать хиппи, а вы что!» Но тут же, вспомнив, что заведение наводнено левым студенчеством, решает свернуть тему. Байяр в двух словах объясняет свое появление: Барт попросил одного парня, если что случится, связаться с Эко, но парень умер – с его именем на устах. Кажется, Эко искренне удивлен. «Ролана я хорошо знал, но близкими друзьями мы не были. Ужасная история, ma это ведь несчастный случай?»

Байяр понимает, что ему снова придется запастись терпением, поэтому допивает бокал, закуривает, наблюдая, как человек в перчатках размахивает руками и разглагольствует о materialismo storico [203] Исторический материализм ( ит .). , пока Энцо пристает к хорошенькой студентке, играя с ее волосами, а Симон и Бьянка чокаются за «желающую автономию» [204] «L’autonomie désirante» – одно из направлений так называемого автономного политического движения, сложившегося во Франции и Италии в 1970-х гг., – крайне левого, развивавшего коммунистические и анархистские идеи. В оличие от идеологов, рассматривавших проблемы классовой борьбы, адепты «желающей автономии» обращались к конфликту либерального и авторитарного, ориентируясь, в частности, на взгляды Мишеля Фуко, а также Жиля Делеза и Феликса Гваттари. , и убеждает: «Подумайте. Должна быть причина, Барт не случайно попросил разыскать вас… именно вас».

Затем он выслушивает Эко, который не отвечает на вопрос:

– Ролан… что касается семиологии, я усвоил у него важный урок: мы тычем пальцем в любое событие во вселенной и говорим, что оно – не просто так. Он часто повторял, что, идя по улице, семиолог выискивает смыслы там, где другим видятся явления. Он понимал: мы пытаемся что-то сказать своей манерой одеваться, держать бокал, походкой… Вот вы, например… вижу, что вы воевали в Алжире и что…

– Не надо! И так знаю, – фыркает Байяр.

– Да? Bene [205] Здесь: ну ладно ( ит .). . В то же время литературу он любил за то, что она не должна фиксировать смысл, ma может с ним играть. Capisce? [206] Понимаете? ( ит .) Это geniale [207] Гениально ( ит .). . Вот почему он любил Японию: мир, в котором не знал ни одного кода, наконец-то! Тут не сплутовать, но и никакой вам идеологии или политики, объектив чисто эстетический и немного антропологический. Насчет антропологического – наверное, даже нет… Роскошь чистой интерпретации, открытой, избавленной от референта. Он говорил мне: «Да, Умберто, согласен, главное – убить референта!» Ха-ха-ха! Ma attenzione [208] Здесь: но только вот что ( ит .). , это не значит, что означаемого не существует, так? Означаемое, оно во всем. – Он делает большой глоток белого. – Во всем. Хотя отсюда не следует, что трактовки не ограничены. Это каббалисты так думают! Есть два направления: каббалисты, которые полагают, что можно трактовать Тору вдоль и поперек до бесконечности, создавая нечто новое, и святой Августин. Святой Августин знал, что тексты Библии суть foresta infinita di sensi – «infinita sensuum silva» [209] «Нескончаемый лес смыслов» ( ит., лат. ). , как говорил святой Иероним, – но его мысль всегда можно было исказить, чтобы исключить то, что контекст не позволил бы прочесть, какой бы ни была глубина герменевтического проникновения. Понимаете? Приемлема ли трактовка и лучшая ли она, сказать нельзя, но если текст отвергает трактовку, несовместимую с его внутренней контекстуальностью, мы это видим. Иными словами, нести любую чушь не получится. Insomma [210] В общем ( ит .). , Барт был августинианцем, а не каббалистом.

Пока Эко наполняет собственное звуковое пространство, под шум голосов и звон бокалов, среди бутылок, выстроенных на полках виноторговцем, и гибких, крепких студенческих тел, от которых исходит вера в завтрашний день, Байяр рассматривает человека в перчатках, о чем-то разглагольствующего перед своими собеседниками.