Ольга Михайлова - Без семи праведников...

Тут победитель, отстегнув плащ и перекинув его через седло, поймав горящий взгляд шута, подошёл к Ипполито и опустился рядом в пыль на колени.

— Теперь, я полагаю, вы выслушаете меня, мессир Ипполито, — тихо проговорил он. — Я подлинно виновен перед вами, но только дурным умыслом, а не деянием. Я допустил, и в том моя самая страшная вина, чтобы блудный помысел проник в душу и я не отринул его. Я искал внимания вашей жены и дьявольским промышлением почти добился своего. Я далеко зашёл, очень далеко, и не хочу лгать, что остановился сам. Мне это было уже не под силу. Меня остановил Бог. С моей шеи соскользнул крест — расстегнулась цепь, которая была на мне со дня крещения. Сердце оледенело, я понял, что Бог отрекается от меня, ибо я забыл о Нём… Дьявольское искушение ушло. Я понял, что творю непотребное, ваша супруга видела, что со мной, и тоже сказала, что мы не должны… это дьявол…. Я уже уходил и ушёл бы через дверь, но тут вернулись вы, — и я вынужден был… Но поверьте, я не согрешил перед вами.

Ипполито слушал Соларентани, закрыв глаза и тяжело дыша, потом поднял на него больные глаза.

— Но двери-то спальни тебе открыла Джованна? Она влюбилась в тебя? Или ты совратил её?

Соларентани съёжился и пожал плечами.

— Если огонь и солома оказываются рядом — солома загорится. Кто виноват — солома или огонь? Не было бы огня — солома бы не вспыхнула, не было бы соломы — огонь погас бы. Я искушаюсь любым хорошеньким личиком, плоть тяготит меня. Искушения всё тяжелее. Но, что я говорю, безумный? Я должен устоять. Простите же меня. Простите и супругу — она на минуту поддалась искушению, но тоже устояла. Цена устоявшего стократ выше не искушавшегося, она предана вам. — Флавио на глазах секундантов склонился к руке соперника и поцеловал её. — Я наложил на себя епитимью, посадил себя на хлеб и воду, — он жалобно улыбнулся, — правда, толку нет, плоть всё равно беснуется. Молитесь обо мне, грешном.

Монтальдо, опершись о камень, медленно поднялся, взглянул сверху на Соларентани. Неожиданно усмехнулся.

— А кто учил тебя фехтовать?

Флавио смутился.

— Один… приятель. Он сказал, что в память о моём отце не даст мне быть прихлопнутым как муха, — Соларентани отдал шпагу Монтальдо, а после, сбегав к уступу и найдя дагу, вернул её Ипполито.

Монтальдо полегчало. Мальчишка снял тяжесть с его души покаянием и загладил позор смирением. Он вздохнул и пошёл к лошадям. За ним потянулись и секунданты, откровенно ошарашенные поведением мальчишки, во прахе лобызавшего руки поверженного им.

Едва они исчезли за поворотом, Даноли приблизился к Флавио и его приятелю. Сейчас, когда соперники уехали, молодой Соларентани совсем не пытался корчить из себя героя, он оперся головой о седло и, глядя на распухшую ладонь и потирая шею, стонал.

— Боже, как всё болит…

Шут не сказал Соларентани ни слова, но граф вдруг отчётливо понял, что он и есть тот «приятель», что учил Флавио фехтованию. Песте тем временем снял шутовской колпак с золотыми бубенцами, обнажив длинные чёрные волосы, рассыпавшиеся по плечам, и, не обращая никакого внимания на стонущего Флавио, смотрел на Альдобрандо, о чём-то размышляя. Альдобрандо неожиданно невесть как постиг, что нравится этому человеку, и, хоть его самого теперь ничего не удерживало здесь, тоже не хотел уходить. Ему показалось, что он не должен разлучаться с этим человеком в чёрном, чьё имя столь болезненно отзывалось в душе Даноли. Он ушёл от чумы и пришёл к Чуме? И, тем не менее, уходить не хотел.

Даноли поклонился придворным.

— Я граф Альдобрандо ди Даноли. Если вы в замок, господа, не будете ли вы любезны сказать, там ли герцог?

Песте бросил на него участливый взгляд чёрных глаз и кивнул. С этим человеком Альдобрандо раньше при дворе не встречался. За последние годы явно многое изменилось. Тут стонущий Соларентани тоже расслышал вопрос графа.

— Герцог в замке, но у него папский викарий. Он уедет только в субботу.

Даноли нахмурился. Теперь он понял, почему сенешаль и референдарий смогли безнаказанно отлучиться из дворца, но это означало, что на ближайший вечер ему придётся где-то устроиться — глупо и думать прервать визит такого гостя. Альдобрандо осведомился, в замке ли его старый друг Джанфранко Джанино, библиотекарь герцога? Увы, вздохнул Соларентани, по-прежнему потирая шею. «Он сильно болел прошлой зимой, и не поднялся».

— Вам лучше пока подождать — либо в странноприимном доме при нашем храме, но там едва ли места будут, либо гостинице, но там от клопов житья нет. Может и ли Грандони вас к себе взять. У него-то поуютнее, — как показалось Альдобрандо, несколько саркастично бросил Флавио. — Пока во дворце суета да скандал — лучше там не появляться. Герцог раздражён. Остановитесь у Грациано.