Валерия Вербинина - В поисках Эсмеральды

— Я против водки ничего не имею, — объявила Маруся в приливе вдохновения, — ты пей, если очень надо, но знай меру. А если человек не знает меры…

— Этот Прохор, о котором ты говоришь, знаком с Брындиной? — прервал ее Опалин.

— Нет. — Маруся мотнула головой так, что какую-то долю мгновения казалось, что бант с ее шляпки оторвется и улетит, как бабочка.

— А по описанию он похож на того, кто пришел в ЗАГС со свидетельством?

Выяснилось, что Прохор ни единой чертой не соответствует описанию, начиная с того, что ему под сорок, но из-за пьянства он выглядит еще старше. Да и «Эсмеральда» ему точно не по карману.

— Сколько денег на все это уходит — страсть! — вдохнула модистка. — И табак, и выпивка в копеечку влетают, между прочим. А вот если не пить и не курить, то за несколько лет можно хорошие деньги сэкономить.

Ванечка даже сбился с шага. Значит, Маруся была такой правильной не просто так, а по причине банальной прижимистости. Но Опалин тут же вспомнил, что в нынешнее дивное время нэпа человеку, если он не торгаш, деньги даются нелегко, и решил, что не имеет права ее осуждать.

— Пошли поговорим с твоим управдомом, — сказал он. — И заодно — с гражданкой Брындиной.

Маруся жила в большом доме, из тех, что до революции именовались доходными, потому что их владельцы сдавали квартиры внаем и действительно имели приличный доход. Февраль 17-го, а особенно октябрь внесли свои коррективы: жилую площадь захватил рабочий люд, потеснив буржуев, а владелец дома каким-то образом просочился за границу, где еще до войны привык хранить сбережения на банковских счетах. Знакомых он, впрочем, уверял, что потерял «в этой проклятой России» все свое состояние (вероятно, чтобы они не просили у него денег в долг) и предрекал режиму большевиков скорое крушение.

Явление Маруси, возле которой мыкался неизвестный юнец в гражданском с подозрительно оттопыривающимся карманом, вызвало в доме некоторое оживление. Дети тотчас бросили играть и вытаращились на воскресшую королеву шляп. Дворник, заметив, что Маруся и ее сопровождающий идут в домовой комитет, крякнул, пригладил бороду сначала правой рукой, а потом левой, и принялся с любопытством ждать развития событий.

Развитие же получилось не слишком впечатляющее: когда Опалин и его спутница добрались до двери, за которой располагалось правление жилищного товарищества, она оказалась заперта, причем дотошный Ванечка особо отметил то, что заперта она была изнутри, так как в скважине с той стороны торчал ключ.

— Открывайте, уголовный розыск! — рявкнул помощник агента, стукнул кулаком по двери и всадил в ребро ладони занозу. От неожиданности Опалин тихо взвыл, но тут на помощь ему пришла Маруся, которая стала бешено колотить в дверь не только руками, но и ногами.

— Червяков, открывай! Мы знаем, что ты там! — заверещала она. — Открывай, не то скажу твоей жене, что ты с Таськой заперся! Она тебе последние волосы на башке выдерет!

За дверью произошло какое-то движение, и слабый голос проблеял:

— Товарищи, прекратите хулиганить…

— Открывай! — крикнул Опалин и для убедительности прибавил несколько слов, которых ни в каких официальных словарях русского языка днем с огнем не сыщешь. Однако Маруся почему-то поглядела на него с нескрываемым одобрением. Возможно, она уважала лингвистику и ценила усилия, направленные на ее обогащение.

Ключ заскрежетал в замке, и дверь приотворилась. На пороге нарисовался плотный низенький гражданин лет тридцати или около того, в мешковатых брюках и толстовке с расстегнутым воротом. Физиономия у него была овечья и вполне соответствовала его голосу, но Опалин решил не расслабляться, потому как именно такие покладистые на вид граждане порой подкидывают неприятные сюрпризы. Первым сюрпризом, кстати сказать, стало то, что волосы гражданина оказались на месте, то бишь у него на голове, и даже более того — отличались завидной густотой. «Э, да Маруся-то наврала, что жена управдома их выдирает… Правду у нас говорят — свидетель никогда не бывает точен, даже если захочет».

— Я милицию позову, — проблеял стоящий на пороге, с опаской косясь на Марусю.

— Я сам милиция и даже лучше, — огрызнулся Опалин. Он наконец-то извлек занозу и предъявил собеседнику документ.

— Митя, где Червяков? — спросила Маруся у обладателя овечьей физиономии и сама же себе ответила: — А! Да вот же он!

Тут Ванечка сообразил, что принял за управдома кого-то из его помощников. В глубине конторы за столом действительно обнаружился еще один гражданин — лет сорока и, кажется, брюнет, если верить цвету тех редких волос, которые еще у него оставались. Глазки глубоко посаженные, настороженные, усишки куцые, как у знаменитого актера Чаплина, а сам гражданин так и норовит спрятаться за пухлой домовой книгой.