Мервус поднялся, отплыл к окну, вернул папку на подоконник, взял оттуда трость и вынул из нее рукоятку со стилетом.
— Прощенья просим, Карл Донатович, — раздался вкрадчивый голос.
Мервус резко развернулся. В дверях стоял Костя Данго и сверкал обворожительной улыбкой. Как обычно, он был безупречно одет и благоухал ароматом юдзу.
— Костя? Ты зачем здесь? — не смог скрыть удивления Мервус.
— Да вот, господин Ардов в кой-кой мне продул — пришел долг забрать.
Карл Донатович внимательно посмотрел на Костю, потом перевел взгляд на застывшего на полу сыщика. Данго явно играл в свою игру, но как следовало бы здесь действовать — Мервус пока не понимал.
— А ты лахман [72] Лахман — прощение долга (блатн.).
объяви, Константин Артамонович, — посоветовал он.
— Зачем же? — простодушно ответил Костя. — Долг честный, имею право.
— Поздно, Яша. Его долг на меня перепишешь, — холодно произнес криминальный король, давая понять, что разговор не может иметь продолжения.
— Никак невозможно, Карл Донатович, — возразил Данго; в его голосе зазвучали нотки, которые дали понять собеседнику, что отступать он не намерен. — Долг не денежный, переписать нельзя.
Мервус застыл в напряжении, решая, как поступить. В любом другом случае атака на посмевшего перечить ему человека последовала бы мгновенно, но в случае с Данго надлежало проявлять осмотрительность: было известно, что он отлично владеет самурайскими приемами и одолеть его не так-то просто. Плюс к этому Данго был совершенно уникальным мастером своего дела и время от времени Мервус вынужден был к нему обращаться: тот же паспорт для Гали-Дудки на имя французской подданной мадам Энтеви сработал по его заказу именно Костя.
— Напрасно ты, Константин Артамонович, на чужой клифт [73] Клифт — намеченная жертва преступления (блатн.).
позарился, — сказал Карл Донатович и медленно вернул стилет в трость. — В этот раз я тебе уступлю, но если ты мне бороду пришил [74] Бороду пришить — обмануть (блатн.).
— смотри, как бы тебе самому в киф темный [75] Киф темный — расплата, вид самосуда (блатн.).
не угодить.
Захватив с подоконника папочку, Мервус выплыл из комнаты.
С самого утра возле третьего участка Спасской части толпились репортеры, желая получить сведения относительно обстоятельств смерти французской медиумистки. Африканов стоял стеной и не пускал борзописцев внутрь. К полудню на порог при полном параде вышел участковый пристав Троекрутов и сделал краткий доклад. Увлекшись, он даже сумел ввернуть в выступление обличительный пассаж про «разнузданную похоть стяжания, беспутства и безумия», чем вызвал особый восторг образованной публики.
— …И мы не позволим различным мошенникам проворачивать свои гнусные делишки в самом, так сказать, сердце нашего славного города, — завершил Евсей Макарович свою пламенную речь.
— А как мадам Энтеви получала сведения о посетителях своих сеансов? — выкрикнул кто-то из репортеров.
Троекрутов набрал воздух в легкие, но затруднился с ответом и потому обернулся к фон Штайндлеру, стоявшему за спиной.
— На мошенницу работала целая шайка преступников! — возвысив голос, пояснил старший помощник. — Они заранее, проявляя известного рода хитрость, собирали информацию о жертвах. Но сейчас все задержаны, и многие уже раскаиваются.
— Кто убил мадам Энтеви?
— Преступник схвачен, — не без удовольствия заявил Троекрутов. — Это ее бывший сообщник, некто Григорий Капай…
— …который сейчас дает признательные показания, — добавил фон Штайндлер.
— Кто из чинов полиции будет представлен к награде?
Троекрутов слегка растерялся, посмотрел на ряд медалей у старшего помощника, потом невольно поправил коллекцию наград у себя на груди и наконец-то нашелся с ответом:
— Полиция работает не для орденов, а для спокойствия в нашем городе.
Во дворце в это время продолжалось заседание Финансового комитета под председательством государя императора, расположившегося во главе овального стола под собственным ростовым портретом в горностаевой мантии.
— Финансово-экономическая политика, проводимая ведомством господина Витте, привела Россию к обрыву, за которым — полное государственное банкротство, то есть невозможность ни оправдать наших внешних платежей, ни поддержать возвещенного размена на золото, — заканчивал доклад член Государственного совета Верховский, про которого поговаривали, будто он сам метил в кресло министра финансов. — Результатом осуществления этой реформы будет утекание золота за границу, быстрое исчезновение его из банков, а затем из обращения, вследствие чего — прекращение размена билетов на золото и новое падение курса бумажных денег. Послушайте, Сергей Юльевич, — обернулся докладчик к министру, который к этому моменту был уже порядком разгорячен и с трудом сдерживался, — против вашей реформы выступает вся мыслящая Россия!
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу