Саманта Харви - Ветер западный

Не Господь этого не хочет, мог бы ответить я. Господь на мост не покушается. Нет, вся эта ярость исходит от мелких злобных речных духов. И, эх, если бы только она была права, если бы только Бог не мудрил чересчур со знамениями. Всю мою жизнь, вплоть до сегодняшнего утра, я напрасно желал получить от Него четкое указание, хотя бы одно. Пивную кружку я поставил обратно на пол.

— Может, Господь и подавал такого рода знамение, но мне об этом ничего не известно, — сказал я.

И почувствовал, как она отпрянула от решетки, выпрямилась:

— Он хочет, чтобы мы снесли остатки моста, разве вы не понимаете? Он не хочет, чтобы мы наживались, собирая плату за проезд со всех подряд, даже с бедняков. Он не хочет, чтобы мужчины погибали, возводя мост. Как те двое прошлым летом. — Она помолчала, прежде чем снова заговорить, — возможно, ей хотелось, чтобы я сказал что-нибудь о погибших. — Ведь как получается, сперва те двое, потом Томас Ньюман, который дал денег на мост, — и где они теперь? Сгинули, умерли и всеми забыты, словно их никогда и не было. А человек, найденный сегодня? Не знаю, кто он, но голову даю, он окажется из тех, кто помогал на строительстве или деньгами.

— Мужчины, умершие прошлым летом, не утонули, их скосила лихорадка.

— Потому что пили речную воду, так ведь? Том Ньюман оплачивал постройку моста, — опять напомнила она, словно это обстоятельство угрожало ей лично. Я услышал, как напряглась у нее челюсть, и увидел холодную голубизну ее немигающих глаз, когда она произнесла: — А муж мой помогал укладывать камень… он может быть следующим, отче.

Наши пальцы все еще соприкасались, но теперь я отнял ладонь.

— Тело, найденное сегодня, — не второй человек, — сказал я, — но все тот же — Ньюман. Томас Ньюман и никто другой. За три дня его снесло лишь на милю вниз по течению. Нет второго человека. Нет никаких знамений от Господа. Впрочем, одно знамение имеется, но не то, о каком ты думаешь. Его рубаху нашли в камышах, священном месте. И сейчас он в руках Божьих — Господь позаботился о нем.

Она не ответила, пальцы ее соскользнули с решетки. И она всхлипнула.

— Пустое суеверие думать, будто Бог наказывает нас. По-твоему, Ему ненавистны мосты? Неужто ты не слыхала о больших мостах в Риме или… в Вэйде? [6] Вэйд ( Wade — Брод) — поселение, ныне не значащееся на карте Британии, но с большой долей вероятности существовавшее в позднем Средневековье на восточном побережье Англии. Там возвели мост, и городок стал как новенький. — Я умолк: других примеров я не знал.

Тишина; такую, помнится, я слышал под водой. И она заливала мне уши. От этой женщины меня отделяла дубовая доска толщиной в ладонь, и тем не менее я слышал, как прядь волос щекочет ей щеку, а мне казалось, будто метлой по двору проходятся.

— Он в руках Божьих, — шепнула она. Затем шепотом погромче и порезче: — А мы, отче?

— Мы тоже.

— Правда?

— Ты боишься Бога?

Молчание.

— Тебе надлежит бояться лишь того, что не есть Бог.

Она шмыгнула носом:

— Выходит, второго утопленника сегодня не было?

— Не было второго.

Протяжный выдох. Я бы попросил ее прочесть Creed, Paternoster, Ave Maria [7] “Верую”, “Отче наш”, “Пресвятая Дева, радуйся”. , но я давно убедился в том, что она знает их наизусть, так что какой смысл, да и очень скоро к исповедальне выстроится очередь.

— Тебе есть в чем покаяться?

Она покачала головой:

— Я же вчера приходила.

Верно, приходила и призналась, что съела последнюю ложку меда, не поделившись с мужем; я не замедлил отпустить ей этот грех.

— Ты сказала, что по дороге сюда услыхала про утопленника…

— Но мне не в чем каяться, отче, просто… в последнее время я совсем потерялась. И только хотела, чтобы вы меня утешили. Все так непонятно кругом, и мне нездоровится. Может, это из-за него.

И я представил, как она поглаживает белой ладошкой свой живот.

— Ты утешилась? — спросил я.

— Да. Спасибо, отче.

— Тогда на этом всё?

— Пожалуй.

Боковым зрением я почти разглядел, как ее алебастровые пальцы торопливо чертят крест в воздухе. С колен поднималась она медленно, с усилием, а потом выпуклая округлость ее обремененной утробы заполнила собой решетчатое оконце — явилась, будто планета, что с натужным гулом катится по небу.

День прибавлялся с каждым мгновением. Сердце мое стукнуло, затем опять, и я подумал: “Настанет день, когда сердце мое стукнет, а следующего удара уже не будет. И что тогда уготовано мне?” Свет помутнел, превратив зернистый камень в тоскливую серо-желтую шероховатость, похожую на неваляное сукно. Я забыл поесть и успел оголодать.