Владимир Каржавин - Больше всего рискует тот, кто не рискует. Несколько случаев из жизни офицера разведки

— Жив.

— Что с ним?

— Ногу повредил.

Малыш, не желая слушать их разговор, возмутился:

— Чё ты, Юрко, с ним разгуторился? Ведём его в сарай к Гнату. Но Красавчик, чувствуя своё старшинство среди присутствующих в комнате бандеровцев, не реагировал на совет и Гнату докладывать о случившемся не торопился.

— Ты кто по званию? — спросил он Балезина.

«Стоит ли таиться? — подумал Алексей. — Уж если суждено погибнуть, пусть знают…»

— Я русский офицер, полковник, честь имею!

— Гэбист?

— Офицер разведки.

— Все вы там гэбисты, коммунисты.

— А вот тут не угадал. Я не коммунист.

— Врёшь, не может быть такого: полковник и не коммунист.

— А я не за коммунизм воюю, я за Россию воюю.

— Украинец, а воюешь за Россию?

— Я наполовину украинец, а наполовину русский. Так что, воюя за Россию, я воюю и за Украину.

Красавчик-Несмачный подошёл вплотную к Балезину. Их взгляды встретились.

— Вот и я тоже воюю, но за другую Украину, — жёстко выговорил он. — За вильну Украину, против коммунистов, гэбистов, ляхов, жидов и москалей.

— Что-то много берёшь…

— А у нас на всех патронов хватит.

«Всадить бы ему пулю в лоб, да нет, нужен он, — размышлял Красавчик, продолжая рассматривать Балезина. — На такого полковника можно обменять не только Росицкого, но и трёх хлопцев, сидящих в Бригидках. А один из них младший брат Гната. Для Гната это будет хороший подарок. А передать письмо руководству ГБ не проблема».

И помощь Алексею Балезину пришла совершенно неожиданно. Причём оттуда, откуда он её не ожидал.

— Садись и пиши, — приказным тоном объявил ему Красавчик. Алексей почувствовал, как заколотилось сердце.

— На чём писать?

Несмачный подошёл к шкафу, достал из ящика пожелтевший лист бумаги и положил перед севшим за стол Алексеем.

— Будешь писать всё, что я тебе скажу.

Дрожи в руках не было, но Балезин ощущал, что и руки, и всё тело напряглись. Вот она, стреляющая ручка — своего рода палочка-выручалочка. Снять с предохранителя, открутив колпачок… Что ж, Лоренц, спасибо тебе и на этом. А вы, господа бандеровцы, молитесь!

Ни Малыш, ни Красавчик так и не поняли, что произошло. Два глухих щелчка, и каждый из них схватился за грудь. А Балезин уже держал в руке собственный браунинг, который, падая на пол, выронил Малыш. Сидевшие на диване двое бандеровцев не успели среагировать на случившееся — пули браунинга настигли их.

Алексей, тяжело дыша, осмотрелся. Трое были мертвы, но Красавчик силился подняться на локте. Алексей подошёл к нему. Такой звериной ненависти в глазах он не видел никогда.

— Что стоишь, стреляй! — прохрипел тот. — Я умру за вильну Украину.

Теперь уже Балезин, хоть и времени было в обрез, жёстким взглядом сверлил противника.

— А ты за всю Украину не держи ответ. Украина — это донецкий шахтёр, полтавский хлебороб, киевский инженер. А вы с вашими батьками-вождями не Украина, вы — Галиция. И ваша родина — австрийские казармы. Я много таких, как вы, в Австро-германскую повидал. Кроме бед? ничего Украине вы не принесёте.

Видимо, услышанное переполнило чашу терпения для Несмачного:

— Стреляй, москаль поганый, или я тебя… — он полез за пазуху.

И Алексей Балезин выстрелил.

На душе было предательски тошно. И не потому, что он убил четверых, пусть даже бандитов, а оттого, что он выстрелил. А если разведчик выстрелил — он уже не разведчик. Но дело-то надо делать, оно не завершено. Захватив ещё один пистолет и вставив в свой новую обойму, Алексей осторожно вышел из комнаты на маленькую лестничную площадку второго этажа, готовясь, если что, стрелять по-македонски. Но на площадке, на лестнице и, похоже, во всём доме никого не было.

Он спустился на первый этаж, глянул через наполовину застеклённую дверь во двор. Из сарая, где дожидалась начала сходки вся бандеровская рать, вышли несколько человек. Поёживаясь на морозном воздухе после отапливаемого сарая, они внимательно смотрели по сторонам, видимо, дошедшие до них звуки выстрелов вызвали опаску и подозрение.

«Что же делать? Уйдут ведь! — Балезин сжал кулаки. — А то ещё пуще: пойдут всей кодлой к дому. Двумя пистолетами их не удержишь. Неужели в доме нет оружия?»

На нижнем этаже располагались три комнаты, и в первой же из них Алексею повезло. Тут был целый арсенал: немецкие автоматы, пистолеты, ящик с гранатами и пулемёт. «Люся!» — радостно воскликнул Балезин, трогая, точно дорогую реликвию, давно забытое оружие. В далёком тысяча девятьсот четырнадцатом в пулемётной школе, где их как младших офицеров готовили к отправке на фронт, изучали все виды стрелкового оружия, и в первую очередь пулемёты. Там были пулемёты Максима, Гочкиса, Льюиса, Мадсена и других. Каждому курсанты давали прозвище. Так, пулемёт Максима любовно называли Максом, Гочкиса — Гошей, а вот пулемёту системы Льюиса дали женское имя — Люся.