Кэндис Проктор - Почему исповедуются короли

Покосившись на кровать, обнаружил, что смотрит в пару темно-карих глаз. Неуклюже пошатнувшись, выпрямился и произнес:

– Доброе утро.

Раненая облизнула пересохшие губы, грудь ее порывчато вздымалась, будто от страха.

– Не нужно волноваться. Я не враг.

– Я вас помню, – голос рыжеволосой звучал хриплым шепотом, английское произношение было с акцентом, но четкое. – Вы тот, кто… – Ее глаза потемнели, словно от воскресших горестных воспоминаний. – Дамион действительно мертв?

– Да. Мне жаль.

Незнакомка несколько раз быстро моргнула и отвернулась. Буйные, огненно-рыжие волосы веером разметались по подушке.

– Он был вашим другом? – негромко спросил Гибсон.

Вместо ответа она приложила руку к голове, ощупывая длинными, тонкими пальцами обнаруженную там повязку.

– Что со мной случилось?

– Вы не помните?

– Нет.

Гибсон подковылял обратно к кровати.

– Со временем все восстановится. Память – забавная штука.

Раненая снова посмотрела на него.

– Где я?

– В моей операционной.

– Так вы хирург?

– Да. – Он неуклюже поклонился: – Пол Гибсон, бывший врач Двадцать пятого легкого драгунского полка его королевского величества.

Незнакомка обвела его взглядом, заставляя пожалеть, что он не нашел времени умыться, побриться и, возможно, сменить одежду.

– Вы потеряли ногу в сражении с французами?

– Да.

– Я француженка.

Пол ухмыльнулся:

– Я заметил.

К его удивлению, в уголках глаз собеседницы собрались смешливые морщинки. Затем еле уловимая улыбка угасла, темно-карий взгляд прошелся по комнате, будто ища кого-то или что-то.

– Мне помнится, я слышала голос другого мужчины. Вы с ним разговаривали.

– Наверное, констебль.

– Нет, речь была образованной.

– А-а, тогда лорд Девлин.

– Девлин?

– Это мой друг.

Она с минуту помолчала, погрузившись в собственные мысли, затем произнесла:

– Вы так и не сказали, что с моей головой.

– Подозреваю, что либо вас ударили по ней, либо вы ушибли ее при падении.

– Насколько серьезно я пострадала?

– По-моему, трещины в черепе нет. Но меня беспокоит сотрясение мозга.

– Расширены ли у меня зрачки?

– Нет. – Вопрос незнакомки обнаружил неожиданную для Гибсона глубину ее медицинских познаний. – Ваш отец был врачом?

Что-то промелькнуло в темно-карих глазах, но быстро спряталось за полукружиями опущенных ресниц.

– Да, он и сейчас врач. В Париже.

– Есть ли люди, которым следует сообщить, что вы в безопасности? Я… – решив, что это прозвучит чересчур фамильярно, Пол заменил местоимение: – Мы даже не знаем вашего имени.

Она снова всмотрелась в лицо Гибсону, словно оценивая его.

– Меня зовут Александри Соваж. Живу одна, с единственной служанкой. Но Кармела добрая женщина и наверняка тревожится, что со мной случилось.

– Я позабочусь, чтобы она получила весточку о вас.

Назвав хирургу адрес своих съемных комнат на Голден-сквер, француженка замолчала, полуприкрыв глаза, однако оставалась встревоженной – даже напряженной. Пол подозревал, что ее мысли вернулись к мужчине, труп которого лежал во флигеле в конце двора.

– Вы помните, почему ходили по Кошачьему Лазу прошлым вечером? – поинтересовался он.

Взгляд Александри снова стал острым.

– Да, конечно. Дамион согласился пойти вместе со мной осмотреть ребенка.

– Ребенка? Какого ребенка?

– Во «Дворе висельника» живет одна француженка, мадам Клер Бизетт. Ее маленькая дочка, Сесиль, серьезно больна.

– И Пельтан осмотрел девочку?

– Да, но был так же поставлен в тупик ее состоянием, как и я. Боюсь, малышка умирает. – Голова раненой тревожно заерзала по подушке. – Я обещала навестить их сегодня утром. Я…

Гибсон положил руку на плечо француженки, успокаивая ее.

– Не расстраивайтесь. Если хотите, я могу туда сходить.

Женская плоть под его ладонью была нежной и теплой. Александри подняла на него глаза.

– У несчастной матери нет денег, чтобы заплатить вам.

Пол мотнул головой:

– Это неважно. Просто расскажите мне…

Он запнулся, встретившись взглядом с Александри, чьи зрачки расширились от нового прилива страха, потому что на улице раздались громкие голоса и во входную дверь забарабанил тяжелый кулак.

Наряду с обширными поместьями в провинции лорду Чарльзу Джарвису принадлежал просторный городской особняк на Беркли-сквер, который барон делил со своей болезненной супругой и престарелой матерью. А поскольку его презрение к первой могло сравниться только с его глубокой неприязнью ко второй, он старался как можно меньше времени проводить дома. В Лондоне вельможу обычно можно было найти либо в посещаемых им аристократических клубах, либо в покоях, предоставленных в его распоряжение здесь, в Карлтон-хаусе, подле принца-регента.