Борис Акунин - Коронация, или Последний из романов

К примеру, «Московские ведомости» подробнейшим образом описывали посещение вдовствующей императрицей Старо-Екатерининской больницы, где её величество подарила каждому из пострадавших по бутылке мадеры.

Государь и государыня распорядились произвести похороны за казённый счёт, а семьям, потерявшим кормильца, назначили воспомоществование. Поступок в высшей степени благородный, однако мне показалось, что газета чересчур уж восторгается щедростью их величеств, оставляя в умолчании причину высочайшей милости. Вряд ли москвичам тон статьи придётся по вкусу.

И уж совсем меня расстроила «Московская иллюстрированная газета», не придумавшая ничего лучшего как воспроизвести художественно исполненное меню грядущего торжественного ужина в Грановитой палате на три тысячи кувертов.

Бульон Лукулловый

Пирожки разные

Холодное из рябчиков по-суворовски

Жаркое: крупные цыплята на вертеле

Салат

Цельная спаржа

Мороженное

Десерт

To есть я-то отлично видел, что по случаю печальных событий меню составлено самое скромное, без каких-либо излишеств: что такое один салат? Ни осетров, ни фаршированных фазанов, ни даже белужьей икры. Истинно спартанская трапеза. Это поймут и по достоинству оценят приглашённые на ужин высокие особы. Но зачем же печатать такое в газете, для многих читателей которой и колбаса «собачья радость» – лакомство?

Во всем этом, по зрелом размышлении, я усмотрел не заботу о престиже власти, а нечто прямо противоположное. Очевидно, Симеон Александрович и обер-полицмейстер воспретили газетам свободно писать о случившемся, вот редакторы и исхитряются всяк на свой лад подогреть возмущение толпы.

Расстроенный, я отложил газеты и стал смотреть в окно – это на первый взгляд бесполезное занятие отлично успокаивает растревоженные нервы, особенно ясным майским вечером, когда тени так мягки и золотисты, деревья ещё не обвыклись со своей вновь обретённой листвой, а небо покойно и безмятежно.

Довольно долго я пребывал в тихом, безмысленном созерцании. А когда силуэты домов совсем размылись, стёртые сумерками, и зажглись фонари, затрезвонил телефонный аппарат.

– Слушайте внимательно и не п-перебивайте, – услышал я голос Фандорина. – Вы знаете Воробьёвы горы?

– Да, это совсем недалеко от…

– Там есть д-декоративный парк. Мы с вами видели его из лодки, помните? Помните висячий мост на канатах над оврагом? Я ещё сказал, что видел почти такой же в Гималаях?

– Да, помню, но к чему вы мне всё это…

– Будьте там завтра утром. В шесть. Принесите камень и шкатулку.

– Зачем? Что случи…

– Да, и вот ещё что, – бесцеремонно перебил меня он. – Не удивляйтесь, я буду наряжён монахом. Скорее всего я опоздаю, но вы, Зюкин, приходите вовремя. Всё поняли?

– Да, то есть нет, я ровным счётом ничего…

Раздался сигнал отбоя, и я в крайнем негодовании кинул трубку. Да как он смеет так со мной обходиться?. Ничего не объяснил, ни о чем не рассказал! Как прошло его объяснение с Сомовым? Где Фандорин сейчас? Почему не возвращается сюда? И, главное, зачем я должен везти в такое странное место сокровища короны?

Я вдруг вспомнил странное выражение, с которым он смотрел на меня при расставании. Что он хотел поведать мне на прощанье, но так и не решился?

Он сказал: «Отныне наши дороги расходятся». Что если наши пути разошлись не только в прямом, но и в фигуральном смысле? Господи, и посоветоваться-то не с кем.

Я сидел, смотрел на молчащий телефонный аппарат и напряжённо размышлял.

Карнович? Исключено.

Ласовский? Его, надо полагать, уже отстранили от должности, да если бы и не остранили…

Эндлунг? Он, конечно, славный малый, но в таком головоломном деле проку от него не будет.

Эмилия! Вот кто мог бы мне помочь.

Нужно протелефонировать в Эрмитаж, стал соображать я, и изменённым голосом, хорошо бы женским, подозвать мадемуазель Деклик…

В эту самую минуту аппарат вдруг очнулся и отчаянно зазвонил.

Ну слава Богу! Значит, Фандорин все же не такой невежа, как я вообразил. Нас просто разъединили.

Я нарочно заговорил первым, чтобы он по всегдашней своей манере не успел ошеломить меня каким-нибудь новым фокусом:

– Прежде чем я выполню то, что вы требуете, извольте объяснить, – скороговоркой произнёс я. – Что с Сомовым? И потом, зачем наряжаться именно монахом? Неужто не нашлось другого маскарада? Это кощунство!