В последней комнате стояла железная койка, привинченная к полу, и в углу металлический чан с ручками. Стены были исцарапаны надписями на немецком вроде: «Мит ганцем криг канн ман унс арш леккен!», которую Обертфельд перевел как: «Со всей этой вашей войной поцелуйте меня в задницу».
И менее сложными вроде: «Марк Линдеманн. Магдебург».
— Ну все правильно. Это нормальная камера. Вон как раз параша, — указал Могилов на чан в углу.
Поднявшись вверх по лестнице и оказавшись в бетонном колпаке огневой точки, «майор» отряхнулся, поправил фуражку и, сунув фонарь в карман шинели, заколотил каблуком в дверь. В узкую амбразуру заглянул охранник и, не снимая с ушей наушников плеера, рявкнул:
— Эй, придурки, жить надоело?
В ответ Могилов запустил в него отвалившимся куском бетона.
Охранник, матерясь, побежал к двери. Отбросил подпирающее ее палено и, клацая для устрашения затвором АКМ, ворвался внутрь:
— Ща кровью будете харкать… — Он осекся, замялся, в его тупых, бычьих глазах мелькнули попеременно недоверие, страх, умопомешательство и полное уныние. — Это вы, Михал Петрович?
— Не «Михал Петрович», а товарищ майор! Вернее, с завтрашнего дня полковник. Понял, дубина? — рявкнул Могилов.
— Кстати, Штырь, из твоей зарплаты я вычитаю пять сотен за то, что проворонил арестованных, и три сотни за нарушение субординации. Понял?
— Угу, — отозвался Штырь.
— На эти бабки купишь водки и раздашь дембелям. Это им будет вместо выходного дня. Все. Пошли, Обертфельд, мать твою…
Они двинулись обратно к центральному бункеру, который был отсюда абсолютно не виден из за густых зарослей. Штырь поплелся следом, но «подполковник» вернул его обратно:
— И чтоб ни одна живая душа не вошла сюда. В восемь тебя сменят.
Могилов и Обертфельд шли по опавшей листве, стараясь держаться флажков, обозначающих тропинку, свободную от лежащих вокруг противопехотных мин. Со всех сторон плотно стояли полувековые деревья, в расположении которых иногда угадывались линии искусственных насаждений. Часто попадались крупные грибницы, начиная от благородных белых и подосиновиков и заканчивая свинушками и сыроежками. Отдельно от остальных красовались кроваво красные мухоморы величиной с голову.
В одном месте среди травы белели разбросанные кости не то лося, не то еще какого то несчастного животного, невесть как дошедшего сюда через два ряда колючей проволоки и, видимо, подорвавшегося когда то на мине. Если б не красные флажки тропинки, то могло показаться, что вокруг отходит к ночи заповедник или охотничий заказник, не загаженный туристами и местной деревенской молодежью.
— Слушай, Обертфельд, а те боковые ходы куда могут вести, как считаешь? — прервал молчание Могилов, осторожно наступая рядом с подозрительной кочкой.
— Я думаю, в такие же пулеметные гнезда. А вообще, черт его знает. Судя по всему, немцы готовили полностью автономный комплекс, а значит, должны еще быть подземные резервуары для воды, убежища, может быть, даже ангары для техники. Не удивлюсь, если мы найдем кинозал, прачечную и пекарню. А вообще здесь можно неплохо устроиться. С воздуха не засечешь, все скрыто лесом, а деревни вокруг пустые. Грибники и браконьеры не лазают, а если полезут, то подорвутся на минах за милую душу. Неплохую можно базу устроить. Дефицит хранить, товары разные, наркотики, оружие, всякие другие дела. Заложников каких нибудь можно прятать. Да хоть свою личную тюрьму. Или устроить дом отдыха. Девок привезти, построить сауну, бассейн, теннисные корты…
Могилов кивал и щурился, отгоняя комаров. К двенадцати часам пополуночи вызвавшийся из дембелей сержант Зверев наладил найденный дизельный двигатель, и в центральном бункере загорелась чудом сохранившаяся лампочка. В других помещениях либо не было ламп, либо изоляция была испорчена крысами, либо частично отсутствовала проводка. Через полчаса работы где то замкнуло, и лампа потухла. Могилов распорядился к среде все восстановить, используя немецкие запасы. К найденному оружию был приставлен часовой. Часть автоматов МР 39 40 Могилов с Обертфельдом закопали на обваловке главного бункера, решив продать их потом втихомолку от Ягова. Утром следующего дня из Сарн прибыл бывший капитан КГБ Стрельников, выполняющий роль связного, и сообщил — «товар выехал», к четвергу все должно быть приготовлено. Это означало, что операция «Проволока» — то есть процедура получения и последующая продажа электронных компонентов ядерного и ракетного оружия — перешла в кульминационную фазу.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу