Андрей Демидов - Мысли

Тут Ягов заметил Люду, появившуюся в холле:

— Людочка, где ты пропадаешь, я по тебе соскучился… Подмети ка ты нам тут… Наведи нам приятность.

Девушка уже полностью привела себя в порядок. Переоделась в белые вельветовые брюки в обтяжку и цветастую ковбойку. Она быстро взглянула на расслабленного Алешина, сидящего рядом с Яговым, собранного аналитика и улыбнулась всем сразу дежурной белозубой улыбкой:

— Сейчас все сделаю.

— Да да, сделай, а мы пока пойдем в бильярдную, договорим… — Ягов встал и направился к одной из боковых дверей. Горелов с Алешиным, не дожидаясь особого приглашения, последовали за ним.

Через несколько минут Люда услышала, как в бильярдной звонко забили настенные часы и послышался стук выставляемых на стол бильярдных шаров. Она облегченно вздохнула. В доме пахло сосновой древесиной, свежим лаком и ее всепроникающими духами… Горелов тем временем вяло захватил один из шаров с номером 2 и катнул его поперек бильярдного поля. Шар, несколько раз срикошетив от бортов, вернулся к нему. Он легонько толкнул «двойку» в ближайшую лузу:

— Чего то мне не хочется сегодня катать. Можно я не буду? Так вот. Главное… Обертфельд и Кононов вчера пересекли мост в Кушке и движутся в сторону ущелья Шариф Мазарях. Идут без особых инцидентов. Хозяин дукана в Шахиавазе подтверждает готовность людей Ахмад Саяфа принять груз. Они там клянутся Мохаммедом, что представители Ирака показывали чековую книжку на ваше имя, с проставленной суммой задатка.

Ягов прищурился, закусил губу и быстро заходил вокруг бильярдного стола:

— Черт… Черт… Черт… Получается! Мать его! Эх х х х… Скажи, Денис, мать твою, Колдун, кинут нас эти уроды? Наколют?

Алешин сделал вид, что сосредоточенно мыслит, хотя ответ на этот, столь часто задаваемый ему в последнюю неделю вопрос уже был готов:

— При передаче первой партии «Проволоки» опасаться вам нечего. А вот со второй частью груза могут возникнуть накладки. Вернее, даже возникнут обязательно!

— Вот уроды! Мать их! Черт… Черт… Мне тоже так кажется! Но если обманут, не получат остальное. Третью часть! — подняв указательный палец и почему то изображая кавказский акцент, изрек Ягов.

— Вы прямо как Иосиф Виссарионович, Василий Ефремович, — не удержался Горелов, который последнее время все чаще стал заметно нервничать.

— Не надо льстить мне, аналитик. Еще не настало время пожинать лавры… — опять в сталинской манере сказал Ягов.

Денис улыбнулся и неожиданно стал рассказывать анекдот:

— Звонит как то Гитлер Сталину и говорит: «Иосиф Виссарионович, поздравляю тебя с 23 февраля». Сталин: «Спасибо, и тебя так же». Гитлер: «Слушай, отзови ты своего Исаева Штирлица, совсем от него житья нет. Прямо на совещании врывается в рейхсканцелярию, взламывает сейфы, фотографирует, шарит по карманам… Мне даже перед Муссолини неудобно…»

— Это ты к чему? — удивился шеф.

— Так, вдруг на ум пришло. — Алешин катнул шар. Он, ударившись о борт, вернулся на прежнее место.

— Ну ладно, — сказал Ягов, — остальное обговорим после. А сейчас пойдемте в сауну, погреем косточки. Я устал, как будто камни целый день носил.

Алешин замотал головой:

— Нет, мне надо еще поразмышлять. Не нравится мне исчезновение одного спецназовца из военного конвоя. Его тело так и не нашли. Надо тщательно проработать этот момент.

Отговорка сработала, и Денис был милостиво освобожден от посещения сауны в обществе своего шефа и его аналитика. Он поднялся в свою комнату, заперся на ключ, задернул шторы. Лег лицом к стене и попытался заснуть.

«Раз, два, три, четыре…» Из за цифр выплывали события последних дней и заголовки газет за прошедшую неделю.

«Пять, шесть, семь…» — считает про себя Денис, пытаясь представить эти цифры на огромном киноэкране. Но из за них, мерцая, появляются лица Кати, Люды, Лузги, Неелова, матери. Они все беседовали между собой, что то ели и постоянно спрашивали у него, сколько времени.

Потом он разглядел, как тянутся, скользят в воздухе провода недавно поставленной сигнализации в его квартире, как его новые «жигули» постепенно превращаются в мятую консервную банку, как на зеленые листья августовских деревьев оседает городская пыль, от которой растения моментально вянут и сбрасывают листву вместе с маленькими ветками. «Двадцать пять, двадцать шесть…» Тело расслабилось и уснуло, но сознание продолжало бодрствовать. Он отчетливо видит, как крылья «Боинга 747» еле заметно подрагивают и ловят блики, отраженные от иллюминаторов. В лопатках турбины третьего двигателя превращается в брызги тельце несчастной ласточки.