Енё Рейто - Белокурый циклон

Никербока охватило страшное подозрение. Дело тут явно нечистое! Кто его знает, для чего им понадобилась эта книга. Но он это так не оставит и завтра же обратится в полицию! А сейчас надо попробовать выжать все, что можно.

— Сожалею, молодой человек, здесь уже были люди, которые предложили мне двести фунтов за эту книгу. Скоро они должны явиться с деньгами. Однако другие книги я могу продать вам дешевле, а если будете покупать несколько, то вообще по оптовой цене.

— Послушайте… — тяжело дыша, проговорил Рансинг, — я даю двести пятьдесят и расплачусь немедленно…

Никербок словно окаменел. Ему понадобилась пара мгновений, чтобы проглотить душивший его комок в горле. В полицию, только в полицию!…

— Сэр! — воскликнул молодой человек, решивший, что Никербок колеблется. — Вот триста фунтов — и притом наличными! — Страх, что за книгой могут вот-вот прийти, заставлял его самому набивать цену. — Триста пятьдесят фунтов!

Никербок, пошатываясь, вышел в соседнюю комнату, преисполненный тех же чувств, которые обуревают героев романов, только что вернувшихся на родину и обнаруживших вместо дома и семьи одно пепелище. О мерзавцы! Забрать такую вещь за жалкие пятьдесят фунтов! Лишь потому, что он, Никербок, не знал, что отдает.

А теперь он знал это?

Да!

Теперь он знал, что отдал триста пятьдесят фунтов! Отдал грандиозный, последний в своей жизни шанс!… Его блуждающий взгляд упал на пол. Там лежала, словно ухмыляясь ему, этикетка:

КНИГА ЗАКАЗОВ ЗА 1922 ГОД

Есть! Никербок поднял этикетку, быстро смазал ее оборотную сторону клеем и, схватив первый попавшийся под руку том, наклеил ее поверх старой этикетки. Книга заказов за 1926 год стала книгой заказов 1922 года. Грязная, с выцветшими чернилами этикетка не вызывала никаких сомнений. Вполне возможно, что в этой книге нет ничего, что делало бы ее такой же ценной, как та — за 1922 год — но, если молодой человек заметит это только завтра, можно будет спокойно сказать, что никаких денег он у него не брал. Подождав, пока клей подсохнет, Никербок вышел с книгой в руках и угрюмо проговорил:

— Вот эта книга, но, увы, я дал уже слово, а слово джентльмена…

— Подумайте — триста пятьдесят фунтов!…

— Моя честь стоит дороже трехсот пятидесяти фунтов!

— Значит?

— Четыреста фунтов. Вот настоящая цена слову джентльмена.

Через пару секунд четыреста фунтов были уже в руках у клерка.

После ухода молодого человека счастливое состояние души уже не вернулось к Никербоку. Ему ясно было, что эти люди злоупотребили его неосведомленностью. Эта книга стоит, наверное, целое состояние! Подать бы на них в суд!

Вскоре он немного успокоился, но ложиться не стал. Может, появится и еще кто-нибудь. Если хорошенько поразмыслить, то в этикетке за 1927 год семерку можно легко переправить на двойку. Вообще, стоит, пожалуй, заготовить запасной комплект этикеток. Так, на всякий случай…

…Еще чуть позже он дрожащими пальцами закурил новую сигару. Все-таки хорошая это штука — коррупция. На половину денег он купит акций, а вторую половину пустит в рост — под хорошие проценты и надежный залог. Уж он-то не даст себя обворовать. Эту проклятую должность он немедленно бросит, ему ведь всего шестьдесят лет, мир открыт перед ним. Будет ездить отдыхать на континент, познакомится с красивыми молодыми женщинами. Он ждал до шести утра. Так никого и не дождавшись, он наконец лег и сразу же глубоко уснул.

В пять минут седьмого его разбудил пронзительный звонок в дверь. Как раз в этот момент ему снилось, будто он директор огромного треста и решил уволить пару ленивых клерков. Стряхнув сон, он побежал отворить дверь.

Явившийся на рассвете посетитель был ростом примерно метр девяносто, склонным к полноте, лысым, с глубоким шрамом на носу. В целом, он производил впечатление человека веселого и довольного судьбой. Причины для этого были — он только что вышел из Дартмурской тюрьмы.

— Привет, старина! — воскликнул он весело. — Как это вы решили снимать квартиру в такой дыре? Тут ведь человека запросто ухлопать можно.

— Что вам угодно? — спросил Никербок чуть неуверенным голосом, поскольку на такую возможность ему намекали впервые, хотя он прожил в этом доме уже десять лет.

— Послушай, старина, я буду краток. Мне нужна книга заказов за 1922 год. Не пожалею малость и заплатить за нее,

— Зависит от того — сколько, — ответил Никербок, уже представив, как он в соседней комнате переправляет семерку на двойку. — Мне за нее уже тысячу франков предлагали, но я не отдал.