Андрей Воронин - Рукопись Платона

— Это грешно, — заметил иезуит, — ибо в писании сказано: «Мне отмщение, и Я воздам».

— Да, да, — все более раздражаясь, пробормотал калека. — Еще там сказано: «Не убий». Так ведь я же не спорю! Я грешен и, если угодно, раскаиваюсь в своих грехах. Нельзя ли побыстрее, святой отец? За мной скоро придут.

Иезуит встал и безотчетным движением проверил карман, в котором лежал драгоценный клочок пергамента. Ему подумалось, что в эту камеру его привела Божья воля: если бы не очень своевременная болезнь тюремного священника, человека симпатичного во всех отношениях, но, увы, скверно образованного и туго соображающего, святая католическая церковь могла бы пройти мимо одной из величайших находок за всю историю христианства.

Святой отец мысленно одернул себя, прогнал неподобающие служителю церкви суетные мысли о быстром продвижении по карьерной лестнице и, молитвенно сложив перед собою руки, приступил к великому таинству отпущения грехов преступнику, приговоренному к смертной казни.

Отец Евлампий, уже почти тридцать лет служивший настоятелем Свято-Преображенского храма, что в селе Вязмитинове Смоленской губернии, осадил перед парадным крыльцом княжеского дома заморенную лошаденку и с трудом выбрался из двуколки, пыхтя и отдуваясь так, словно только что самолично втащил свой экипаж на довольно крутую вязмитиновскую горку.

Одернув порыжелый от долгого ношения подрясник, батюшка поправил на груди свою гордость — подаренный княжною Марией Андреевной тяжелый крест литого золота, изукрашенный самоцветами, — расчесал пятерней жидковатую пыльную бороду и, придав себе по возможности степенный вид, неторопливо двинулся к крыльцу.

Отец Евлампий едва успел занести на первую ступеньку ногу в старательно начищенном сапоге, как сверху навстречу ему ссыпался княжеский лакей Тимошка и почтительно склонился, загородив тем не менее, дорогу. Отец Евлампий благословил раба Божьего и двинулся было дальше, но задержался и спросил, дома ли княжна.

В ответ ему было сказано, что их сиятельство изволят прогуливаться в парке и раньше двух часов возвращаться не собирались. Отец Евлампий недовольно пошевелил бородой, косясь на солнце. Дневное светило еще не добралось до зенита; сие означало, что ждать отцу Евлампию придется не менее двух часов, что в его планы никак не входило.

Несмотря на почтенный возраст, отец Евлампий обладал живым характером и не мог подолгу сидеть без дела. Разумеется, привычки батюшки были княжеской прислуге хорошо известны, и он мог скоротать время, сидя в холодке, потягивая вишневую наливку и благожелательно наставляя дворню. Однако ж княжеская наливка была на диво хороша, и отец Евлампий предвидел, что за два с лишком часа успеет воздать ей должное чересчур основательно. Представать в таком непотребном виде перед хозяйкой поместья было бы неловко, да и матушка Пелагия Ильинична по возвращении домой наверняка задала бы перцу своему облеченному саном супругу.

К тому же дело, которое привело отца Евлампия в усадьбу, было довольно деликатное, и он опасался, что длительная проволочка остудит его решимость. Взвесив все «за» и «против», батюшка осведомился, в какой части парка изволит прогуливаться княжна.

Лакей замялся. Батюшка немного подождал, но тот продолжал молчать, потупив плутоватые гляделки и неловко переминаясь с ноги на ногу, будто бы в смущении.

— Что с тобой, раб Божий? — стараясь говорить басом, спросил отец Евлампий. — Язык проглотил?

— Не извольте гневаться, батюшка, — заныл лакей, — а только их сиятельство беспокоить не велели. Попадет мне, коли ослушаюсь.

— А и правильно, что попадет, — сказал отец Евлампий с легким злорадством и тут же с грустью подумал, что опять грешит. Княжне Вязмитиновой позволительно недолюбливать дворовых бездельников, на то она и княжна, на то и внучка своему деду, грозному князю Александру Николаевичу. Но то, что дозволено молодой княжне, недопустимо для духовного лица, удел коего — любовь ко всем ближним без исключения, даже если у ближнего рожа кирпича просит... «Опять, — с глубоким раскаянием подумал отец Евлампий. — Ну что ты станешь делать?! Господи, прости меня, грешного!» — И правильно, что попадет, — повторил он тем не менее. — Такому, как ты, раб Божий, наука лишней не бывает. Однако же я тебя не посылаю княжну искать, так что и беспокоить ее тебе не придется. Ну, сказывай, куда она пошла?

— Прости, батюшка, не велено, — снова сгибаясь пополам, упрямо пробормотал лакей.