Филипп Ванденберг - Операция «Фараон», или Тайна египетской статуэтки

В комнате отеля «Эдфу» Омар упал на кровать и задумался. Он следил за агентами в надежде, что они приведут его к Хартфилду. Однако здесь, в Луксоре, он оказался дальше, чем когда бы то ни было, от цели. Он начал сомневаться, правильно ли расслышал их слова той ночью на корабле. Неужели он так увлекся поисками профессора, что уже не в состоянии был отличить реальность от собственной фантазии? Эта мысль вызвала гнев, с которым Омар не в силах был совладать.

« Allah akbar — Аллах велик» — было написано на противоположной стене арабской вязью, ниже европеец поместил написанное изящным почерком любовное признание: «Jane forever — Джейн навсегда», имя дважды подчеркнуто. Фигурки перемежались изображениями зверей, а также многочисленными непристойностями.

Омар отчаялся. Он почти стеснялся возвращаться в Каир, где ему придется встретить Нагиба, о чьей судьбе он ничего не знал. Мгновение его занимала идея использовать представившуюся возможность для того, чтобы освободиться от пут тадамана. Такая удобная возможность вряд ли скоро повторится. Но Омар отогнал от себя эту мысль: тадаман не отпустит так просто его, столь глубоко впутавшегося в дела организации; кончится тем, что его станут преследовать и англичане, и националисты.

Так что Омар вернулся в Каир. Квартира была пуста, что сначала не взволновало его; единственным признаком пребывания Нагиба был листок с какой-то закорючкой, не многое сказавший Омару. И лишь после двух суток отсутствия товарища он решил заняться поисками. В кофейне «Рояль» на углу улицы ничего нового ему не сообщили: официант, в совершенстве владевший искусством разноса напитков на держащемся на трех цепочках подносе, лавируя между посетителями, давно не видел Нагиба, а человека по имени Али ибн аль-Хуссейн вообще не знает — по его словам, по крайней мере.

Целый день Омар бесцельно бродил среди громоздившихся вокруг домов. Каир раздражал его, город внушал ему страх: кричащие люди толкались, они ничего не значили, никем не были, оголодавшие дети протягивали руки, прося денег, босые женщины, целиком укутанные в одежды, несли на головах корзины, британские солдаты в униформах, ослы, торговцы со своими тележками, все растущее число автомобилей, лающие дворняжки и везде кошки, кошки со свалявшейся шерстью, грязные и ободранные, как окружавшие их улицы и дома. Даже не имея цели, Омар жаждал покинуть этот город как можно быстрее.

Поздно вечером он вернулся в свое безымянное жилище на безымянной улице. Надежда на то, что Нагиб вернулся или хотя бы дал о себе знать, не оправдалась. На столе лежал все тот же лист бумаги, на который по приезде он не обратил особого внимания.

Перекрещенные линии, если смотреть на них долго, складывались в улицы — на листе был план города; без единого слова подсказки Омар узнал находившуюся неподалеку площадь Мидан Салах эд-Дин, мечеть Султан-Хасан и поворот улицы Шарья Ассалиба, находившийся в паре шагов от их квартиры. Посреди линий стоял крест.

На следующий день, зажав план в руке, Омар отправился на поиски. Он не мог представить себе, куда приведет его план, найти Нагиба он не рассчитывал, и все же что-то тянуло его к месту, обозначенному на карте крестом. Это было одним из тех совпадений, которые называют судьбой и которые вызывают впоследствии лишь недоверчивую улыбку.

Омар остановился перед зеленым домом на безымянной улице. Должно быть, это его цель. Решив постучать, он не мог представить себе, что может его ожидать.

Дверь открыл слуга, он смерил Омара оценивающим взглядом и вежливо с оттенком пренебрежения сказал:

— Мой господин, Али ибн аль-Хуссейн в данный момент отсутствует. Чего ты хочешь?

Любого другого подобная неожиданная встреча лишила бы дара речи или повергла в шок, заставив бежать прочь. Однако среди прочих качеств Омара было и умение быстро реагировать, сохраняя трезвость мысли в неожиданных ситуациях.

— Я, — спокойно ответил он, — друг твоего господина Али ибн аль-Хуссейна. Мы принадлежим одной организации — ты понимаешь, о чем я. Мне нужно поговорить с ним!

Таинственный намек встревожил слугу, он не мог сообразить, что Омар имел в виду, и мгновенно стал дружелюбнее:

— Верь мне, Эфенди, я бы не отсылал тебя, но, Аллах свидетель, Али ибн аль-Хуссейн в отъезде!

Омар отодвинул слугу и вошел в темный холл. На каменном полу лежали дорогие ковры, канделябры свисали с высокого потолка, правее располагался бассейн.

— Мне нельзя впускать тебя, Эфенди. Я позову госпожу! — воскликнул слуга высоким, резким голосом. Но прежде, чем он успел позвать на помощь, на лестнице появилась госпожа, привлеченная криком. Она была в черном, как это подобало замужним женщинам, и ее длинные одежды отличались изысканной простотой.