Антон Чиж - Лабиринт Химеры

Ванзаров предложил свидетелю отойти подальше от любопытных ушей, к дровяному сараю. Шадрин последовал безропотно. Двигался он как-то робко, горбился, словно боялся собственного роста, руки его были изрядно пожжены йодом, карболкой и прочими препаратами, а халат весьма нечист. Но это явно не беспокоило руководство санитара, имеющего, как выяснилось, чрезвычайно философский склад характера.

— Разговор наш неофициальный, — сказал Ванзаров, устраиваясь на подсохших бревнах. — Можете ничего не скрывать и никого не выгораживать.

— Да что уж тут, — ответил санитар. — Что скрывать?

— Просто расскажите подробно, что было ночью…

Рассказ санитара был краток. Шадрин мирно дремал в своей каморке. Около десяти вечера, а может, позже его разбудили громкие крики. Звали на помощь. Он выскочил, как мог быстро, и увидел странную картину: один городовой держал под руки господина Антонова, который еле переставлял ноги, а другой вел барышню в черной накидке. Вел и старался не касаться ее.

— Барышня сама шла? — спросил Ванзаров.

— Не то чтобы шла, подпрыгивала на одной ножке, — ответил Шадрин.

— Что вы подумали, когда ее увидели?

— Пьяная, вероятнее всего. Хотя странно, откуда пьяной взяться. Трактиры рано закрываются, барышни туда не ходят.

— Она вам знакома?

— Нет, никогда ранее не видел.

— Чудесно. Что же дальше?

…А дальше городовой потребовал от Шадрина немедленно привести в чувство господина Антонова. Он сбегал за нашатырем, дал понюхать и посадил на лавку. Пришел черед барышни. Тут городовые дружно отступили в сторону. Шадрин подошел к ней и спросил, что случилось. Барышня не отвечала, улыбалась и все прыгала. Накидка распахнулась, и Шадрин увидел…

— Вам доводилось встречать такие ранения?

— У нас в больнице такого не видывали, — развел руками Шадрин. — Не знаю, где могут быть примеры…

— Что вы предприняли?

— Права не имею заниматься лечением. Побежал за доктором Дубягским, вытащил его из постели полусонного, упросил одеться. А он как увидел…

— Не бойтесь, говорите, — подбодрил Ванзаров.

— Мне бояться нечего. Схватился за голову, говорит: «Это мне возмездие за грехи мои» — и пошел в провизорскую. Я замешкался, а когда заглянул, он уже банку Spiritus прикончил.

— Да, это заметно, — кивнул Ванзаров. — А что же барышня?

— Стояла себе, пританцовывая, — ответил Шадрин. — Городовые от нее держались подальше. Пришлось мне бежать за доктором Затонским. Он у нас за главного.

— Это логично. Что же Затонский, исполнил долг врача?

— Осмотрел ее, сделал заключение: помочь невозможно, барышня вот-вот умрет. И сел на лавку.

— То есть не предпринял никаких мер, чтобы ее спасти?

— Какие меры могут быть с такими ранами? — удивился Шадрин.

— Вы медики, вам виднее. Я всего лишь чиновник сыскной полиции…

— Нельзя доктора Затонского обвинять, он поступил, как полагается.

— На этот счет могут быть разные мнения, — заметил Ванзаров. — Вам ничего не показалось странным?

Вопрос привел санитара в некоторое замешательство.

— Странным? — переспросил он. — Куда уж страннее?

— Например, не показалось, что доктор Затонский не сильно удивился такому сюрпризу посреди ночи?

— Доктор Затонский обладает крепкими нервами. Для него это пустяк.

— А вы? — спросил Ванзаров.

— Что я? — Шадрин не понимал, куда клонит полицейский.

— На вас произвело впечатление?

— Редкое зрелище. Хотя в мертвецкой я всякого насмотрелся.

Ванзаров встал с бревна, еще не прогревшегося как следует, и отряхнул налипшие крошки коры.

— О нашем разговоре прошу никому не сообщать, — сказал он. — Особенно если Сыровяткин будет любопытствовать. А он будет.

— Как скажете.

— Где ее одежда?

— Сложил в кладовой, чтобы не попортилась.

— Мне сказали, что, кроме накидки, у нее еще что-то было?

— Не видел, — спокойно ответил Шадрин. — Когда до палаты ее довели, доктор Затонский плащ снял, мне бросил, больше на ней ничего не было. Даже туфель.

— В ближайшие дни, до окончания розыска, прошу не покидать Павловск, — сказал Ванзаров.

Шадрин немного удивился.

— Зачем мне уезжать? Тут, при больнице, и живу. Спасибо, дали место. Не жалуюсь.

— Чудесно. Ведите в кладовку. Как вас по отчеству?

— Иван Иванович, — ответил Шадрин. Как будто смущаясь.

— Какого года рождения?

— Шестидесятого…

— Надо же, почти ровесники. Ну, не будем задерживаться, — и Ванзаров указал на больницу.