Антон Чиж - Лабиринт Химеры

— Благодарю вас, Константин Семенович, я ваш должник до конца дней… — прижав руки к груди, искренне поблагодарил Ванзаров.

Сыровяткин, не стесняясь, вытирал глаза платочком в кружевах.

— Что вы, Родион Георгиевич, я безмерно счастлив, что все так кончилось…

— Еще не кончилось, только начинается, — сказал Ванзаров. — Я теперь все знаю…

Лебедев издал презрительный смешок.

— Не велика хитрость: это вдова вас так отделала?

— Нет, Горжевская тут ни при чем. Во-первых, это был мужчина. — Ванзаров потрогал шею. — Аполлон Григорьевич, посмотрите, что там?

Ванзарова повернули к свету.

— Это вам укольчик воткнули, — ответил криминалист, трогая красную точку. — Крепко всадили. Как понимаю, никаких ощущений?

— Никаких.

Научный интерес не отступал ни при каких обстоятельствах. Лебедев вытащил из саквояжа хирургический скальпель и легонько потыкал им в плечо Ванзарову.

— А так?

— Ничего.

— А если вот так? — острие скальпеля вошло в тело.

— Ничего.

— Аполлон Григорьевич, пожалейте! — вступился Сыровяткин.

С некоторым сожалением Лебедев убрал скальпель, вытер кровь и заклеил порез пластырем. Отказавшись от его поддержки, Ванзаров попробовал устоять. И устоял.

— Господа, нам надо спешить, осталось мало времени…

Сыровяткин смущенно хмыкнул, а Лебедев заржал не хуже кавалерийской лошади.

— Друг мой, вы себя видели?

Только сейчас Ванзаров обнаружил, что выглядит точно как новорожденный: из одежды на нем не было ничего. Посреди кладбища стоял совершенно голый мужчина.

Из неловкой ситуации выход нашелся.

— Никитин, раздевайся до исподнего! — приказал Сыровяткин.

Городовой не обрадовался, но спорить было бесполезно. Стянул сапоги, штаны, кафтан, остался в одних кальсонах и сорочке. Портупею с шашкой и револьвером не отдал. И фуражку. Ванзарову помогли одеться. Теперь они с городовым могли выступить комическим дуэтом: городовой в подштанниках, но с фуражкой и городовой без фуражки, но в форме меньшей по размеру.

Лебедев не упустил возможности высказаться на этот счет цветасто и заковыристо. Так, что Сыровяткин засмущался. Ванзарову было все равно, даже сапоги на размер меньше. Он только посмотрел на небо.

— А почему так солнце высоко? — спросил он. — Который час?

Лебедев и Сыровяткин переглянулись, как заговорщики.

— А вы как полагаете?

— Должно быть, часов пять.

— Полдень, Родион Георгиевич, — сказал полицмейстер.

Ванзаров был озадачен.

— Выходит, я пролежал… часа три?

— Сейчас двенадцатый час первого мая, друг мой! — Лебедев был очень доволен произведенным эффектом. — Все проспал, как спящая красавица.

— Первое мая… — повторил Ванзаров. — Концерт в честь открытия летнего сезона когда начнется?

— В полдень, как полагается, — ответил Сыровяткин. — Публика уже собирается, сегодня в утренние поезда было не попасть. Город наш, наконец, расцвел. Все только и говорят, что сам министр внутренних дел пожалует, господин Плеве. Слух верный…

Первый шаг у Ванзарова получился как у младенца, который заново учится ходить. Неуверенный и опасливый. Трудно ступать, когда не чувствуешь ног. Ванзаров балансировал с трудом, но упрямо сделал еще шаг и еще. Выходило все лучше. Он остановился и оглянулся на неглубокую яму, обложенную досками. Если бы пошел сильный дождь, все было бы кончено.

— Константин Семенович, сюда надо людей ваших прислать и пристава Толстоногова, — сказал Ванзаров. — Под днищем, на котором я лежал, еще пустота. Уверен, что там найдете тело доктора Юнгера…

Лебедев потянул носом.

— Да, запашок знакомый… А вы куда собрались, друг мой?

— Надо успеть на концерт, пока не случилось большой беды… — с трудом проговорил длинную тираду Ванзаров. — Аполлон Григорьевич, мне нужно ваше плечо. Чтобы быстрее передвигаться.

— А мне что делать? — спросил Сыровяткин, который не хотел остаться не у дел.

— Берите трех-четырех самых толковых городовых — и бегом к концертному залу.

— Никитин, остаешься на посту, пришлю подмогу! — крикнул полицмейстер и побежал так, что Ванзаров невольно испытал зависть. Пока он мог передвигаться, как глубокий старик. Старик, обманувший смерть.

С раннего утра в Павловск началось паломничество. Утренние поезда, еще вчера полупустые, лопались от пассажиров, которые готовы были лезть и в дверь, и в окна, лишь бы влезть. Кажется, ехала вся столица. Мелкие чиновники, приказчики, отцы семейства со своими семействами, городские бездельники, офицеры, взявшие ради такого случая отпуск, купцы, фабриканты, биржевые маклеры, репортеры, студенты и даже сливки высшего общества.