Валентин Лавров - Блуд на крови. Книга вторая

— Садитесь, пожалуйста, ваше величество, за стол. Будем вместе ужинать!

Сметливый Виллим попытался подтолкнуть тяжеленное кресло поближе к Петру, но оно даже не сдвинулось с места. Ребенку помог Лефорт, а царь спросил у мальчика:

— Ты науки изучаешь?

— Грамматику немецкую, а также русскую, математику и рисование. Со мной Анхен и фатер занимаются. Я родился в Московии и хочу зер гут читать и писать по-русски.

— Молодец! — Петр хлопнул мальчишку по плечу. — Когда выучишься и подрастешь, приходи ко мне. Приму тебя, Виллим, на государеву службу.

…С той поры зачастил Петр в дом Монса. Уже не таясь, запахивала Анна золотые занавесочки спальни, кричала оттуда брату:

— Виллим, принеси герру Питеру свежего пива, да не расплескай!

Лефорт ходил довольный. Монс, с карандашом в руках, подсчитывал доходы. Петр строил для Анны дом. Та, мобилизуя все свои испытанные женские чары, крепче и крепче привязывала к себе царя. Малолетний Виллим часами просиживал над книгами, мечтая о службе государевой.

Бежало время. Круша старые порядки и человеческие судьбы, Петр возводил новую Россию. Многое менялось на глазах, лишь страсть к девице из немецкой слободы не ослабевала в царском сердце.

В марте 1697 года Петр отправился путешествовать по чужим землям. Пропадал года полтора — ни строки письма, ни устного привета Анне. Та решила: «Бросил меня царь, завел себе новую девицу. Упустила счастливый шанс».

…Уже в силу вошел август девяносто восьмого года. В саду наливались тяжестью зрелые плоды. Польский посланник Кенигсек натягивал на себя шелковые рейтузы, Анна убирала измятую ими постель. Вдруг под окнами послышались конское ржанье, громкие голоса. Анна выглянула и обмерла: по песчаной дорожке прямой, словно проглотил аршин, шел… Петр.

— Ах, — воскликнула Анна, — мы пропали. Царь, черт его подери, сюда идет. Откуда он взялся?

Кенигсек лихорадочно пытался напялить туфли, да перепутал правый с левым. Он моментально взмок от страха, мысли его помутились. Он взвыл:

— Оторвет голову мою, ревнивец!

Вдруг Анна вздохнула:

— Виллим, умница, остановил Петра. Задерживает его разговором, знает, что вы у меня в

гостях! Идите скорее сюда, в заднюю дверь. Через огород, бегом. В углу, возле старой яблони доска приподнимается. Прощайте!

Едва посол выскочил из дома, как в него вошел Петр. Он загорел, пропылился, и весь облик его стал каким-то мужественным. Былая юношеская резвость сменилась некоторой степенной важностью.

Петр захлопнул за собой дверь, обнял Анну:

— Как я скучал без тебя, Аннушка! Каждый день думал о тебе. Теперь твердо решил: свою супругу Авдотью Федоровну в монастырь заточу. Пусть лбом пол долбит, грехи мои замаливает, А мне еще, — он коротко хохотнул, — ой сколько грешить предстоит! Вот и сейчас… Желанная, дай к персям твоим прильнуть! Тебя жажду…

Анна схватила руку царя. Вдыхая запах дорожной пыли и пота, целовала и целовала ее, не веря своей радости. «Присох ко мне Петр, взойду на российский трон царицей!»

…Когда утомленный дорогой и любовью, Петр отдыхал в объятиях Анны, он похвалил ее брата:

— Толковый мальчишка! На моих глазах вырос, не оставлю его своими заботами, сделаю государственным мужем.

Анна благодарно поцеловала Петра.

Пылкая любовь порой кончается столь же неожиданно, как и возникла. Пока Петр выламывал хребет России под западный камзол, пока обагрял брусчатку Красной площади кровью стрельцов и в Тайном приказе подвешивал несчастных на крюки за ребра, он не забывал Кукуй-городок. Кукуйцы встречали герра Питера радушно: танцы, выпивки, хорошенькие женские лица, жаркие объятия Анны — все это веселило душу, уставшую от перестройки государства.

— Тебе, Аннушка, единственной я верю без оглядки, всю натуру свою распахиваю, — доверительно говорил царь девице Монс.

Не ведал Петр того, о чем давно шушукались за его спиной: Анна была блудлива, мало кому из ухажеров в ласках отказывала. Меншиков как-то случайно застал ее в беседке, в одиночестве задумчиво глядевшей в голубое небо. Решительный в любви, он тут же, возле резных перил, шанса своего не упустил. С Кенигсеком и вовсе Анхен крепко спуталась.

Царь об этом узнал нечаянно. Вскоре после виктории над шведами под Нотебургом Кенигсек по пьяному делу и неосторожности свалился в глубокий ручей, ушел под лед. При утопленнике нашли тугую пачку писем, а с раздувшейся груди Петр снял большой медальон. Письма положили возле огня просушиться, ибо выяснить следовало: не содержат ли тайн государственных? А царь колупнул ногтем золотую крышку, раскрыл медальон и вельми изумлен был: