Дэвид Лисс - Заговор бумаг

— И вам самим, я уверен. Он улыбнулся:

— Мы слуги народа, но собственное обогащение для нас также важно. А если можно сделать и то и другое, не вижу препятствующих тому причин. В любом случае острая необходимость вынудила нас поступать так, как нам менее всего хотелось. Мы сожалеем по поводу нападения на вас на улице и на маскараде у Хайдеггера. Уверяю, мы не хотели причинить вам вреда. Нашей целью было лишь убедить вас, что дальнейшее расследование этого неприятного дела будет стоить вам слишком дорого. Теперь я вижу, что эти нападения лишь подхлестнули вас. В свое оправдание могу сказать, что я выступал против насильственных мер в ваш адрес, но я не имею решающего голоса в Компании.

На какое-то время я потерял дар речи, но вскоре обрел голос, хотя мог говорить только стиснув зубы. У меня пересохло во рту.

— На меня нападал тот же человек, что переехал моего отца. Вы ведь не ожидаете, что я поверю…

— Мы можем только предположить, — перебил меня Адельман, — что сэр Оуэн имел дело с теми же бедолагами, которые работали и на нас. Естественно, таких бедолаг можно подкупить и внедрить своего человека в их шайку. Бандит, которого вы убили, убийца Самуэля, на нас не работал. Уверяю вас. Что касается остальных, думаю, сэр Оуэн перекупал наших людей и использовал их в делах, подобных этому. Тем не менее я должен извиниться перед вами за те неудобства, которые мы вам причинили. Думаю, мы многим вам обязаны. Впрочем, вы тоже нам многим обязаны. Как вы избавили нас от пагубного мошенника, так мы спасли вас от последствий вашего поведения и освободили из лап тех, кто хотел бы довести ваше дело до суда. Нет надобности говорить, что вам угрожала виселица. Не пора ли восстановить дружеские отношения?

— Уверен, — сказал я, — что для этого мне потребуется обещать хранить молчание.

— Это так. Думаю, мы не просим слишком многого. В конце концов, вы раскрыли имя убийцы вашего отца. Вы ведь к этому стремились. А злодей сполна получил наказание за свои преступления. Думаю, ваша репутация от этого лишь выиграет. Кроме прочего, мы готовы заплатить вам тысячу фунтов акциями Компании. Полагаю, это более чем дружеское предложение.

Я покачал головой:

— Почему я должен вам верить, мистер Адельман? Разве вы не говорили в здании «Компании южных морей», глядя мне прямо в глаза, вещи, которые были заведомой ложью. Вы говорили, что Банк Англии обманул меня, что вам ничего не известно о причастности Рочестера к смерти моего отца.

Адельман вздохнул, и его двойной подбородок заколыхался.

— Полноте, тогда ложь была необходима. Теперь такой необходимости нет.

— Это слова. Откуда мне знать, что это правда? Ваше слово немногого стоит. Вы это доказали. И теперь хотите, чтобы я вам поверил? На каком основании я должен вам верить?

— Вы должны захотеть поверить, мистер Уивер, — улыбнулся он. — Это и есть основание.

— Как новые финансы, — заметил я. — Они работают, лишь пока мы верим, что они работают.

— Да, мир изменился. Либо вы меняетесь вместе с ним и процветаете, либо грозите кулаками небесам. Я предпочитаю первое. А вы, мистер Уивер? Что вы предпочитаете?

Я подумал, что мне не следует быть должником «Компании южных морей» и что принципиальный человек не пошел бы на подобную сделку. Но мне были нужны деньги. Одна моя половина хотела попросить большего. Почему бы не попросить большего, если обещание стоит не дороже бумаги, на которой оно напечатано, но его можно обменять на настоящие деньги, при условии, что таковые имеются. В конце концов я принял предложение и хранил их секрет, пока это было важно, а возможно, даже дольше. Думаю, сейчас не имеет никакого значения, если об этом кто-то узнает. А в свете несчастья, которому вскоре суждено было постигнуть «Компанию южных морей», думаю, вряд ли кого будет волновать, что когда-то среди убийц и их жертв имели хождение фальшивые акции.

На следующий день Элиас заявил, что отказывается со мной разговаривать, обвинив меня в провале своей пьесы. Руководство театра Друри-лейн сообщило, что не собирается показывать ее во второй раз. У Элиаса даже не будет бенефиса. Он не заработал на пьесе ни пенни.

После нелицеприятных многочасовых объяснений, уговоров и посулов серебра Элиас согласился с тем, что, по всей видимости, я пришел в театр не с целью сбросить человека с балкона на сцену, но настаивал на своем праве пребывать в скверном расположении духа. Кроме того, он потребовал немедленно дать ему в долг пять гиней. Я был готов к такого рода просьбе, зная, до какой степени Элиас зависел от сборов от бенефиса. Я и сам не снимал с себя ответственности за провал «Доверчивого любовника» и хотел загладить свою вину, как мог. Я протянул другу конверт.