Еремей Парнов - Мальтийский жезл [Александрийская гемма]

— Дело и вправду непростое. Судите сами: бесследно пропал человек, кстати ваш коллега — химик. В его доме до или после произошел взрыв. И хотя «после этого» не означает «вследствие этого», какая-то связь между этими событиями, несомненно, есть… Кстати, вам не встречалось имя Георгия Мартыновича Солитова? Может, в научных трудах?

— Э, друг мой, нынешняя химия что твой океан! Я и по специальности-то далеко не все читать успеваю. Полистаю иногда реферативный журнал, и будет с меня, пенсионера… Значит, взрыв, говоришь. Что же, вполне реальная штука. Смесь паров эфира и спирта — это не шутка.

— Как — эфира?! — Люсин не сдержал удивленного восклицания. — Разве не спиртобензол?

— Кто сказал подобную ересь?

— Крелин… Правда, предварительно.

— Тоже мне эксперт! Химик! Трасология, баллистика, извини меня, кровь — это его дело, тут он кумекает.

— Не суть важно, пусть будет эфир. А маслянистые пятна тогда откуда?

— Смолы и прочие экстрактивные вещества. Жутко трудная смесь. Нам в ней не разобраться. В пору специальное НИИ создавать. Да и спирт не простой оказался. Я бы даже рискнул сказать — особенный. Нечто вроде коньячного.

— Шутить изволите.

— Нет, я серьезно. Твой профессор самогоноварением не увлекался? Некоторые балуются.

— Только этого мне не хватало… Силу взрыва рассчитать сможете? В самом первом приближении. Большего мне пока и не надо. А на смолы не обращайте внимания — не до научных открытий…

— Спасибо, Люсин, снял камень с души. У меня от этих смол головокружение. Все хроматографические колонки загружены.

— Извините. Это мы по безграмотности задание неправильно сформулировали. Главное — взрыв… Мы еще вам корешок какой-то сдавали. Если не очень сложно…

— Попробуем, чем черт не шутит.

— Возможно, мы узнаем тогда, какой гомункул вызревал в реторте, — пошутил Люсин.

Визит в лабораторию, несмотря на полное отсутствие каких бы то ни было конкретных результатов, все же принес известную разрядку. Люсин был рад и тому, что хоть немного успокоился, переключился. На своем столе он нашел должным образом оформленное заключение дактилоскописта. Обнаруженные на стеклянных предметах отпечатки принадлежали одному и тому же лицу, которое в картотеке не значилось.

Скорее всего, самому Солитову — напрашивался единственно приемлемый вывод.

Люсин проснулся в угнетенном состоянии духа задолго до сигнала будильника. В неравном единоборстве с бытом он терпел поражение за поражением. При одной мысли о накопившейся груде самых неотложнейших дел панически сжималось сердце. Квартира пребывала в удручающем небрежении. Пластиковый мешок уже не вмещал истосковавшегося по прачечной белья. В кухне стало некуда деться от стеклянной посуды всевозможных калибров. Бог с ними, с пустыми бутылками, но когда даже майонезные баночки, потеряв всякий стыд, начинают неприкаянно перекатываться под ногами,значит, дело швах. Но если бы только это! Ждал своей очереди телевизор, который вдруг перешел на трансляцию негативного изображения. Испарившийся на добрую треть аквариум, где за густо позеленевшими стенками, возможно, еще и плавали одичавшие рыбы, терзал и без того уязвленную совесть. И нужно было платить за коммунальные услуги — прежде всего за телефон, — и выкупать подписные тома, и вызывать сантехника, чтоб заменил смеситель. О второстепенных проблемах вроде пылящихся на полу книг, для которых не хватило места на стеллажах, даже и думать не стоило. Все, что непосредственно не угрожало жизни, могло подождать.

«Заболеть, что ли», — тоскливо возмечтал Люсин, вылеживая оставшиеся до подъема минуты.

После звонка неумолимо сжимавшаяся вокруг горла петля ослабла. День покатился по наезженной колее, рассчитанный с точностью до секунды: душ, намеченные на эту неделю асаны, скоростная электробритва системы «Браун», чашка кофе. Жаль только, остатки хлеба заплесневели и масло кончилось. Придется перехватить что-нибудь в буфете.

По пути в Управление Люсин ухитрился забежать в сберкассу, где сделал широкий жест, оплатив телефон на полгода вперед. Этот в значительной мере символический акт — остальные платежи были заморожены до получки — помог ему окончательно сбросить унизительное бремя забот, которые почему-то считаются мелкими. Окрыленный удачей, он позвонил в МХТИ и с поразившей его самого легкостью вышел на ученого секретаря кафедры — Наталью Андриановну Гротто. Если б кто знал, как нужна была ему эта неуловимая женщина! Одна из немногих, кого Солитов одарил безраздельным доверием. Не опуская трубки, Владимир Константинович соединился с гаражом. Через семь минут он уже был на Миусской, где за чугунной оградой сквера пламенели, предчувствуя близкую осень, роскошнейшие в старой Москве клены.