Валерий Ярхо - Байки русского сыска

Выгодное изобретение тут же подхватили в соседних европейских государствах, и государь наш Пётр Алексеевич, посетив впервые в 1697 году Голландию, скорее всего именно там приметил, помимо многого другого, и этот способ для взимания «косвенных налогов с подданных». Дотошный и практичный, государь никак не мог пройти мимо полезного для казны изобретения, каким являлась «гербовая бумага». Так что Алексей Курбатов, очевидно, был отмечен за какие-то другие заслуги.

Как бы то ни было, но в январе 1699 года Пётр повелел «иметь при всех приказах гербовую бумагу, по цене за лист от 1 до 50 копеек». Начали торговлю этой бумагой с гербом в Москве, на Ивановской площади Кремля. Место было удачное — площадь у Ивановской колокольни была деловым центром столицы. Здесь чиновники-дьяки, выходя из Приказов, громкими голосами объявляли царские указы, от чего и пошла поговорка «Кричать во всю ивановскую». Здесь же совершались разные акты и сделки, площадные подьячие писали тут челобитные и прочие деловые бумаги.

«Голландское изобретение» хоть и со скрипом, но прижилось в России и даже усовершенствовалось. К концу XIX ве-ка цена одного листа гербовой бумаги колебалась от 60 копеек до 825 рублей! Московское казначейство продавало гербовой бумаги и марок, её заменяющих, ежегодно на два миллиона рублей.

Возможно, мы не были первыми в изобретении гербовой бумаги, но постепенно бойкий русский ум нашёл ей применение, которое вовсе не имели в виду голландцы. Некоторые проделки мошенников были столь сложны, что они «ставили» их как театральные действа. Этот многодневный спектакль-марафон начинался, как и полагается, «с афиши и анонсов», — например, с такого объявления: «Солидному коммерсанту крупные деньги ссужаются под соло-векселя за минимальные проценты». К некоторым коммерсантам приходили письма с вложенными газетными вырезками, содержащими соблазнительные предложения. Обычно их получали именно те купцы, подрядчики, владельцы домов и собственных заведений, которые в тот момент отчаянно нуждались в деньгах. К объявлению обычно прилагался адрес почтового отделения, куда следовало «до востребования» посылать сообщение о готовности прибегнуть к обещанному займу.

Объявления были составлены столь умело, звучали столь заманчиво, что клевали на них весьма опытные в финансовых делах люди, порою даже остро не нуждавшиеся в наличных деньгах. Если коммерсант — потенциальная жерт-ва — отзывался на предложение, то через несколько дней он получал письмо, в котором коротко, по-деловому ему назначалось место и время свидания: обычно в городском парке или скверике — словом, там, где можно было под видом гуляющих обсудить все вопросы вдали от любопытных ушей и глаз.

На встречу являлся прилично одетый господин с хорошими манерами и внешностью, «внушавшей доверие». Этот господин начинал осторожный разговор с коммерсантом, из которого тот мог заключить, что он разбирается в финансовых операциях, но не профессионал. Это ещё более обнадёживало купца, решившегося взять предлагаемые ему деньги: с профессионалами связываться рискованно, и рассчитывать «много с них поиметь» было бы глупо. Купчина не подозревал, что беседа с этим «приятным господином» выверена вплоть до пауз и интонаций с таким расчётом, чтобы не вспугнуть и не насторожить его. Ближе к финалу первой встречи джентльмен, своими безукоризненными манерами окончательно располагавший к себе «клиента», говорил обрабатываемому купцу или подрядчику:

— Побеседовав с вами, уважаемый Пётр Иваныч, я совершенно убедился в вашей порядочности и в том, что вижу перед собой честного коммерсанта, а потому могу доверить вам большой секрет: откуда, собственно, взялись предлагаемые вам деньги.

Пётр Иваныч, польщённый столь высокой оценкой своей личности и заинтригованный до крайности, с нетерпением ждал продолжения. А джентльмен не спеша раскуривал сигару и, выдержав паузу, начинал рассказ:

— Это, можно сказать, интимная история, доверенная мне под честное благородное слово, и не дай бог, она выплывет наружу: скандал будет первостатейнейший. Сами знаете, нынче газеты любой пустяк могут раздуть, а уж тут им просто клад откроется: год писать будут, что там год — годы! Пожалуй, в присказку превратят, в притчу во языцех.

Купец, которому не терпелось узнать, что за тайна такая толкает в его руки капитал, торжественно клялся, что будет нем как дубовая колода. Мошенник, добившись нужного ему состояния «пассажира», с ловкостью фокусника срывал перед ним покровы «тайны».