Александр Арсаньев - Тайны архива графини А.

— Личардой… — повторила я вслед за Анфисой.

Снова я услышала это прозвище. И в таком ошеломляющем контексте. А ведь я почти забыла о нем.

— Мамин отец? — уточнила я и только теперь сообразила, что в этом раскладе он приходится мне дедушкой.

— Может быть, и отец, — со странной неуверенностью ответила Анфиса. — Нам это неизвестно.

В голосе Анфисы не было и капли того почтения, с которым она должна была бы говорить о родном дедушке своей барыни, каким бы он ни был. Скорее в нем можно было заметить иронические, почти издевательские нотки.

А ведь она была уверена, что говорит о нем его внучке… Это было более чем странно, и я сразу же обратила на это внимание.

Мне даже показалось, что одно упоминание об этом человеке заставило ее брезгливо передернуться.

Что произошло между ними, если спустя столько лет она не могла простить ему… Чего? Обиды? Оскорбления? У меня появлялись все новые и новые вопросы, и я поняла, что явно поторопилась со своим отъездом из Лисицына. Скорее всего, меня ожидало здесь еще немало сюрпризов.

И еще одна мысль не давала мне покоя, подспудно присутствуя в моем сознании с первой минуты нашего разговора: «Мне уже говорили здесь о моем сходстве с одним человеком… — пыталась вспомнить я, — совсем недавно, не далее чем…»

— Орловский! — невольно воскликнула я, потрясенная собственным открытием. «Неужели именно ее повстречал он тогда в лесу?… Так вот почему…» Это была настолько важная мысль, что я отложила ее на потом. Подобные озарения грех обдумывать всуе.

При имени Орловского Анфиса вздрогнула и посмотрела на меня с испугом.

«Если бы знать, что ей известно на самом деле», — подумала я. Но услышать от старой ведьмы всю правду даже не надеялась. А она наверняка знала очень много, если не все.

Трофим рассказал мне, что секретов для нее просто не существует. По его словам, она видела людей насквозь, даже не раскидывая карты.

— Я лучше пойду, — тихо сказала Анфиса, и я не стала ее задерживать. Мне хотелось остаться одной, да и уезжать я уже передумала.

Открыв дневник, я начала писать, еле поспевая за собственными мыслями:

«Господи! Прости мне мои грешные мысли. Но разве не по Твоей воле я стала участницей всех этих событий? А они настолько грязны, что, думая о них, невольно перемажешься в нечистотах.

У меня путаются мысли… Без преувеличения, я ошеломлена тем, что узнала несколько мгновений назад.

Итак грязный негодяй Орловский первое свое „посвящение“ в тайны сладострастия получил от матери Натальи Павловны. То есть тайной жены Павла Семеновича. Павел привез ее в Лисицыно, вероятно, подальше от гнева своего сурового отца, и поручил заботам своих тетушки с дядюшкой.

И Личарда тоже был здесь, но в этом человеке я еще недостаточно разобралась… Хотя и по его поводу меня обуревают нехорошие предчувствия.

Зато образ жены Синицына, обрастая живыми деталями, становится все страшнее и бесстыднее. Так вот кем была та „жрица любви“, заразившая Орловского дурной болезнью и перевернувшая всю его жизнь.

Не оттого ли так сильно болела в детстве маленькая Наташа, что собственная мать наградила ее этим постыдным недугом с самого рождения? И вылечившей ее Анфисе наверняка известен источник заразы. Тут и ворожить не надо.

Ну, разумеется, какие глупости я пишу…

Значит, Орловский не в первый раз закидывает удочку в „лисицынские воды“. Трагическая ирония судьбы заключается в том, что, пострадав в определенном смысле от этой деревни, он жестоко за это отомстил. На этом цепочка замкнулась. Слово „цепочка“ по прямой ассоциации вызвало у меня в голове слово „звено“, а следом — и мысль о недостающем звене в моем расследовании. А не тут ли его искать?

Все больше людей попадает в круг моего внимания, и только разобравшись в их взаимоотношениях — можно будет ответить на все вопросы.

Во всяком случае, попробую составить список людей, которые с моим расследованием связаны непосредственно. Заранее вижу, что он будет довольно длинный:

1. Синицын;

2. Личарда;

3. Орловский;

4. жена Синицына (до сих пор не знаю, как ее звали, а спросить не у кого);

5. Мария (упокой Господь ее грешную душу);

6. ее муж Василий;

7. Анфиса;

8. в какой-то степени Анюта…

Я хотела было поместить в этот список мужа, но передумала, боясь этим оскорбить его память. Хотя он наверняка имел непосредственное отношение ко всем лисицынским событиям, вернее, лишь собирался ими заняться, о чем свидетельствует его предсмертная записка.