Александр Воинов - Западня

Очнулся он снова на нарах, и первое, что услышал, был веселый смех.

— Черт подери! — узнал он голос врача. — Этот румын выпил у нас недельный запас спирта!

А другой голос, басовитый, с хрипотцой, сказал:

— Вряд ли. Глотнул, наверно, а остальное вылилось… Жаль! Смотри, как будто пошевелился…

Действительно, Леон невольно вытянул левую, затекшую руку.

— Сейчас придет в себя.

По тому, как эти двое спокойно сидели на своих скамейках, ведя неторопливый разговор, Леон понял, что отравиться ему не удалось. Но теперь уже его без присмотра не оставят. Они будут дежурить около него час, два, сутки, недели — сколько угодно! Ах, если бы можно было бесконечно лежать вот так, с закрытыми глазами, и в какой-то миг умереть! Его стал душить раздирающий грудь, мучительный кашель.

В ту же минуту над ним склонился коренастый человек, лысоватый, с острым прищуром глаз.

— Как дела, майор? — по-румынски спросил он. — Вам туговато пришлось, не правда ли?

Леон подавил приступ кашля, помолчал, рассматривая лицо русского офицера.

— Да, — слабо улыбнулся он, — мне изрядно досталось!

— Вы знаете, что находитесь в плену?

Леон только вздохнул.

Офицер взял со стола дымящуюся кружку, протянул ему:

— Выпейте-ка горячего чаю. Конечно, это не спирт, — он коротко усмехнулся, — но тоже помогает!

Чай был приторно сладкий, и от него пахло веником. Жестяная кружка обжигала губы, но Леон жадно глотал. Врач сидел, опершись о стол локтями, молча смотрел, как пленный пьет, и временами переглядывался с коренастым офицером, раскладывавшим на другой стороне стола листки бумаги, карандаши и какие-то документы.

«Будут допрашивать!» — понял Леон и невольно взглянул на плотно прикрытую дверь. Ему послышались шаги. Это, вероятно, солдаты, которые станут его избивать, едва он откажется от показаний. Но за дверями было тихо, если не считать доносящихся звуков отдаленной стрельбы. А в том, с какой тщательностью офицер занимался своими бумагами, было нечто успокаивающее.

Допрос действительно начался. Леон отвечал по возможности коротко, односложно, а сам вглядывался в лицо офицера, ведущего допрос. Однако на этом сухом, замкнутом лице он ничего не мог прочесть. Оно не выражало ни ненависти, ни участия, ни даже просто интереса… И в коротких репликах, которыми изредка обменивались офицеры, не таилось угрозы.

Леон, конечно, ничем не выдал того, что понимает по-русски, но ему казалось, что допрашивают его лишь для порядка, на самом же деле им обоим скучно и они хотели бы скорее покончить с формальностями.

— Меня расстреляют? — вдруг спросил он и почувствовал облегчение от собственной решимости. Ему нужна была ясность, вот и все!

Офицер перестал писать, поднял голову и удивленно пошевелил бровями.

— Хотите определенности? — спросил он.

— Да! Только не говорите, пожалуйста, банальных фраз о том, что все, мол, зависит от степени моей искренности. В это я не поверю.

— А между тем это близко к истине.

— Ну, а если я откажусь с вами разговаривать?.. — Где-то в глубине души Леону хотелось, чтобы офицер его пристрелил, — так мучительно болела голова.

В конце концов, какая разница — часом раньше, часом позже; спокойствие обманчиво: они ведут себя так мирно потому, что он говорит. А что этот круглолицый, со свирепыми глазками станет делать, когда Леон откажется давать показания? Ну, бей, бей!.. Бей же! Сквозь жаркую пелену откуда-то издалека донесся голос:

— Майор, а вы можете не закатывать истерик?..

Придя в себя, Леон долго молчал, ощущая горькую сухость во рту. Но офицер ничем не выдавал своего раздражения. Он сидел за столом и перочинным ножиком сосредоточенно оттачивал карандаши.

Врач разложил перед собой на бумаге хлеб, помидоры, кончиком ножа поддевал в консервной банке куски мяса в желтоватой пленке холодного сала и отправлял в рот.

— Корнев, есть хотите? — спросил он.

— Нет, не до еды сейчас, — сказал подполковник. — Этот тип решил меня испытать. Выясняет мои намерения, торгуется.

Капитан усмехнулся:

— Ну что ж, его тоже можно понять…

— Понять-то можно! Но попади я в его лапы, не лежал бы вот так, как барин… Он бы мне уже иглы под ногти загонял!

Леон невольно приподнялся на локте, затем, опираясь обеими руками о нары, сел, стараясь не шевелить головой.

— О! — воскликнул врач. — Смотри-ка, спирт оказывает целебное действие! Пациент набирается сил на глазах!

Леон несколько мгновений сидел молча. Ему хотелось сказать им что-то едкое, злое. Этот подполковник, кажется, считает его гестаповцем. Пусть даже так! Но он будет продолжать игру до конца, и никто не узнает, что он понимает по-русски. Это, пожалуй, единственный его шанс, если вообще еще можно говорить о шансах.