Юрий Бурносов - Четыре всадника

— Хире Кнерц, стало быть, здесь?!

— Здесь, где же ему еще быть. Вернее сказать, он был здесь, а сейчас живет в гостинице «Белая курица» — тут совсем недалеко, ежели идти так, так, а потом вот так и налево мимо старого парка, где канал.

— Благодарю вас, добрая женщина, — сказала Гаусберта, коротко поклонившись на мужской манер, и вернулась к повозке.

— И вам, вам дай бог здоровья, хиреан! — крикнула вслед хозяйка и принялась протирать ручку двери уксусом, который, как говорили, успешно помогает от чумной заразы.

Гостиницу «Белая курица» Гаусберта Патс и вправду нашла совсем скоро, и ее появление оказалось приятным сюрпризом для всех собравшихся там — исключая, быть может, нюклиета, каковой спал в кресле, разметав свою неопрятную бороду по груди. Принципиал-ритор Базилиус Кнерц и Рос Патс об эту пору играли в камешки у очага.

Деликатно уделив некоторое время молодым супругам — на объятия и поцелуи, которые неизбежны у любящих не только после долгого расставания, старичок-алхимик спросил, удачно ли доехала хириэль Гаусберта и не тревожили ли ее в дороге какие напасти.

— Добралась я на удивление скоро, — отвечала та, — и, думаю, успела как нельзя более кстати. Но скажите, где же хире Бофранк?

— Как вы и советовали, я приехал к нему и не нашел дома, — поведал Кнерц. — Я уже оставил было записку, в коей вкратце сообщил то, что велено было передать, как из комнаты хире Бофранка выскочил мертвый слуга его; конечно же, я его тотчас прикончил и по ряду причин немного задержался, а вскоре явились хире Патс с этим никчемным одичалым отродьем, — говоря так, старичок кивнул на Бальдунга. — Мы сообща пытались разыскать хире Бофранка, но так и не нашли; немного погодя он явился сам, но прежде того приехал еще один человек, что разыскивал хире Бофранка, — некий фрате Гвиттон из Кольны.

— Кто бы это мог быть? — изумилась Гаусберта. — Как выглядел сей фрате Гвиттон?

— Толстяк, ничем не приметный, кроме большого количества жиру, как это обыкновенно бывает с толстяками…

— Толстяк?! Уж не Тристан ли это Бофранк, брат хире субкомиссара?!

— Тот самый, о котором я обязан был предупредить хире Бофранка?!

— Именно.

— Ах, старый я дурак! Куда же смотрели глаза мои! — возопил старичок и попытался в сердцах преломить об колено свою трость, но не преуспел в этом — то ли помешал спрятанный внутри клинок, то ли жест этот долженствовал лишь передать смятение Кнерца без ущерба для его личного имущества.

— Теперь уж поздно. Что же произошло дальше?

— Хире Бофранк явился израненный и усталый и поведал, что его соратник именем Дивор убит упырем, а Люциус бежал… Да, и еще сказал он, что знает теперь, кто есть сей Люциус, — и сетовал, что это близкий друг его Жеаль, коему хире Бофранк верил ранее безгранично. Как и когда вселился в того Люциус, неведомо, и это удручает особенно.

Тут проснулся Бальдунг; поморгав, он посмотрел на девушку, ничего не произнес и вновь закрыл глаза.

— Затем хире Бофранк, — продолжал старичок Кнерц, — едва оправился от своей раны, счел обязательным навестить Фиолетовый Дом с целями, известными лишь ему. С ним увязался и фрате Гвиттон, который, как вы полагаете, есть злополучный брат хире Бофранка. С той поры я не видел ни одного, ни другого, зато в городе объявился Жеаль — по крайней мере, один печальный господин, с которым я беседовал на набережной, лицезрел его и даже имел с ним разговор. Я поспешил домой к Жеалю, но слуга сказал, что хозяин не появлялся, отчего я сделал вывод, что Жеаль сей скрывается в ином месте, если вообще не покинул столицы.

Гаусберта погрузилась в молчание, разглядывая окно, за которым как раз начался сильный дождь.

Струи стекали вниз, причудливо искажая силуэты домов и деревьев, где-то неподалеку скорбно звонил церковный колокол, и ему вторил разбитый и надтреснутый колокольчик телеги, собиравшей мертвецов.

— Есть ли здесь комната, где я могла бы остаться одна? — спросила девушка.

— Есть, и не одна, — сказал ее супруг. — Ты желаешь отдохнуть после долгой дороги?

— Отдыхать мне теперь уж некогда, — печально отвечала Гаусберта. — Отнеси же туда мои вещи, милый Рос, и не входите ко мне никто, покамест я сама не выйду.

Маленькая комната о двух окнах обнаружилась дальше по коридору. Заплатив хозяину гостиницы просимое, Рос Патс удалился к себе, не посмев перечить молодой супруге или расспрашивать ее, а Гаусберта заперлась изнутри и принялась разбирать вещи — не все, но лишь небольшую суму из жесткой кожи с распорками, что закрывалась на маленький висячий замочек. Из сумы она извлекла множество узелков и мешочков, после чего тщательно закрыла окна ставнями, так что в комнате стало совсем темно, и зажгла четыре свечи, извлеченных все из той же кожаной сумы, расставив их по всем четырем углам.