Эдуард Хруцкий - Тени кафе «Домино»

– Ну что приперлись. Нет Кота дома, и где он я не знаю, он со мной полгода не живет, другую нашел!

– Разберемся, – Тыльнер шагнул в комнату.

– Куда! – завопила мадам Котова.

– Тащить верблюда, – участковый надзиратель отодвинул ее могучим плечом.

Тыльнер вошел в огромную гостиную, обставленную мебелью в стиле ампир.

На стенах висели портреты дам и серьезных мужчин в форменных сюртуках.

– А это кто, Котова? Родичи твои?

– Именно. Я девица была из богатой купеческой семьи, это Котов жизнь мою испортил. Мамочка с папочкой, – Котова перекрестилась на портрет, – на том свете слезами горючими обливаются, какое несчастье с их доченькой случилось.

– Григорий Федорович, – к Тыльнеру подошел агент Соколов, – поглядите, это же Евгений Федорович, наш экономконсультант.

Тыльнер посмотрел на портрет и узнал скромного сотрудника экономического отдела.

– Где управдом?

– Я здесь, – появилась неопределенная личность в кожаной куртке с меховым воротником.

– Это чья квартира?

– Инвалида пролетарского труда гражданина Котова.

– А раньше кто ей владел?

– Зловредный буржуй Литвинов.

– Вот что, милейший, пока мы здесь делами нашими заняты в пролетарском семействе Котовых, принесите-ка мне ордер на владение зловредного буржуя Литвинова.

– Ордер, – запнулся домоуправ.

– Именно ордер.

– Его искать надо.

– Постарайтесь, а не то я сделаю так, что Вас никогда не найдут.

– Понимаю-с.

Человек в коже исчез, словно растаял в неярком осеннем свете, бьющем в окно.

– А теперь начнем обыск, – Тыльнер снял пальто.

– Не дам! – завизжала хозяйка, – нет у вас такого права, чтобы рабочих обыскивать.

– А ты, видать, у ткацкой машины на Трехгорке надорвалась, ишь, какую задницу отрастила, – сказал Соловьев и шагнул к дверям в спальню.

Хозяйка, разбросав руки крестом, стала у дверей.

– Не подходи, – заявила она дурным голосом.

– А ну-ка уберите ее, наденьте наручники и усадите в углу, – приказал Тыльнер.

Два дюжих агента с трудом оторвали Котову от дверей и отбросили в угол.

Тыльнер открыл дверь.

Вся комната была завалена платьями, пальто, женскими жакетами, мужскими пальто и шапками.

Манцев закончил читать бумагу Штальберга, сделал в тексте пометки красным карандашом и поднял телефонную трубку.

– Это Манцев… Соедини-ка меня с Феликсом Эдмундовичем… Феликс Эдмундович, доброе утро, Манцев беспокоит. Я бы мог зайти к Вам по важному делу… Прямо сейчас… иду.

Дзержинский стоял, прислонившись спиной к печке-голландке.

– Вы садитесь, Василий Васильевич, не обращайте на меня внимания, спина очень болит. Так что у Вас?

Манцев протянул листки, исписанные Штальбергом.

Дзержинский читал быстро, словно схватывая самую суть.

– Курите, не стесняйтесь.

Он продолжал читать. Потом взял одну страницу и еще раз внимательно просмотрел ее.

– Вы подчеркнули, Василий Васильевич, самую суть откровений этого добровольца-охранника. Каковы предложения? Впрочем, я догадываюсь. В Вашей папке лежит проект вербовки и обязательство Штальберга работать на нас. Так?

– Так.

– Что же Вы ему хотите поручить?

– Работу с интеллигенцией. Писатели, актеры, художники, журналисты.

– А зачем, этот контингент у нас достаточно хорошо оперативно прикрыт. А потом Вы обратили внимание, насколько близко Штальберг прикоснулся к немецким деньгам, вполне возможно, он знает больше чем пишет.

– Возможно.

– А нужен ли нам такой свидетель… да еще хороший журналист?

– Я как-то не подумал, товарищ председатель.

– И напрасно. Меня заинтересовала его встреча с Саблиным. Человек, которого Троцкий грозился расстрелять, вдруг появляется в Москве, в форме командарма, с адъютантом и охраной, шляется по кабакам, кутит, и почему-то интересуется ценностями Мамонта Дальского и Митьки Рубинштейна. Зачем ему деньги. Зимой мы покончили с Кронштадтским мятежом, добиваем антиновщину в Тамбове. Эсеры подняли головы. Они готовят новые восстания, и Саблин прекрасная фигура, чтобы стать королем новой Вандеи.

– Но ведь товарищ Троцкий оказал ему огромное доверие.

– Троцкий, на мой взгляд, типичный политический авантюрист. Пока он в силе, но это ненадолго.

Дзержинский достал папиросу, долго разминал ее, прикурил:

– Вашего патриота-охранника вербовать не надо, пусть работает по Саблину, станет его тенью, а как закончим разработку, Блюмкин знает, что делать.