Эдуард Хруцкий - Тени кафе «Домино»

– Так какое дело? – спросил благородный отец.

– Она хочет вернуться к Таирову.

– Зачем? – вмешался Массальский, – Ленка Иратова – талантище. Мы поговорим с Константином Сергеевичем, он ее возьмет в МХТ. Приходи завтра часа в три в театр. Как раз у нас репетиция закончится.

– Олежка! – крикнул Есенин, возвращайся скорее, мне без тебя грустно.

– Иду, – Леонидов выпил рюмку, – спасибо, друзья, вы хорошие люди.

Леонидов подошел к столу.

Блюмкин усадил его рядом с собой.

– Давай, Олег выпьем, станем друзьями. Кто мне друг, у того туз пик на руках.

– Давай, Яша, выпьем.

В пивной на Покровке по утреннему времени народу было немного. Александр Захарович Жуков, в богатом пальто, в пижонистой путейской фуражке вошел в зал.

Он брезгливо осмотрел пол, усыпанный опилками, грубые столы из обструганных досок, скамейки.

Жуков оглядел пивную и увидел, как из-за стола в углу кто-то машет ему рукой.

Он подошел.

Лапшин поднялся ему навстречу.

– Здравствуйте, Александр Захарович, позвольте представиться, меня зовут Сергей Петрович. Прошу садиться. – Лапшин махнул рукой.

Подскочил половой в грязноватой розовой рубахе.

– Чего изволите?

– Тебя как величать, братец?

– Павлом.

– Так вот, Павлуша, пива нам три бутылки. Вобла есть?

– Имеем.

– Настругай нам тарелочку, колбаски пожарь, чтобы сочная была, к ней картошечку кружочками и конечно чайничек, сам знаешь чего.

– Не держим.

– Ты меня, Павлуша, за фраера не держи, скажи Филимону, что для Сергея Петровича.

– Раз так, сделаем в лучшем виде.

Половой исчез.

– Сейчас закусим, как следует, о делах наших поговорим…

На столе появились три бутылки пива. Половой с треском выдернул пробки. Разлил.

– Ну, давайте пока пивка, – предложил Лапшин.

Они выпили.

– Александр Захарович, я человек прямой, знаю, вам нужны деньги, большая любовь требует немалых средств. Я вам их дам.

– За что? – Жуков поставил стакан на стол.

– Ваша контора занимается отправкой денег и ценностей по железным дорогам.

– Не только отправкой, но и приемом.

– Отлично. Я хочу знать, когда, каким поездом повезут ценности, в каком вагоне, в каком сейфе. И какая охрана.

– Всего-то? – улыбнулся Жуков.

– Именно за это вы получите немалые деньги и свою долю с дела. Кстати, можете дарить Сонечке украшение, я его оплатил авансом.

Лапшин положил на стол толстую пачку денег.

Жуков подавился пивом, закашлялся.

– Берите, это аванс.

– Послезавтра в Тамбов повезут сорок миллионов для выплаты зарплаты.

– Это интересно, но не главное, – Лапшин с усмешкой смотрел, как Жуков распихивает деньги по карманам. Бумажки мне не нужны. Только камни и золото.

– Значит, почтовый вагон отдам другим.

Вагон тряхнуло, и керосиновый фонарь под потолком закачался, причудливо ломая тени на стенах.

– Кашира.

Почтальон-инкассатор встал, подошел к раскаленной печке-буржуйке, на которой закипал медный с мятым боком чайник.

Он залил кипятком пестро раскрашенный заварочный чайник.

Накрыл его фуражкой.

– Пусть настоится. Я туда чабреца добавил. Духовитый чай будет.

Милиционер-охранник снял с полки узелок.

– Жена лепешек напекла, сахарин имеем.

Почтальон раскрыл старый баул.

– Мы тоже кое-что имеем. Свинину копченую к твоим лепешкам, да сахар-рафинад.

Вагон дернулся.

Почтальон чуть не уронил заварочный чайник.

– Тебе покрепче?

Он посмотрел на милиционера и увидел, как тот поднимает руку.

Почтарь обернулся.

В вагоне стояли четверо в масках с маузерами.

– Сидите тихо. Будете жить.

Человек в маске расстегнул кобуру у милиционера, забрал наган.

Второй взял инкассаторский мешок.

– Оревуар, мон ами, – засмеялся он и дернул стоп-кран.

На перроне станции «Ожерелье» горел один керосиновый фонарь.

Свет его постоянно выцветал в припозднившемся октябрьском рассвете.

На перроне стояли начальник станции «Ожерелье» – весьма немолодой человек в старой путейской шинели и фуражке с грязно-красным верхом, рядом с ним милицейский чин с двумя кружочками на рукавах шинели, и мрачный человек в темном полупальто из тяжелого материала.

– Утро, а инея на земле нет, – начальник станции зевнул. – Теплый октябрь.

– Ты бы, Илья Фомич, сказал бы своим, чтобы перрон подмели. Неудобно как-то. Все станциях узловая. – Милицейский начальник ткнул пальцем в гору опавших листьев.