Роберт Грэйвс - Я, Клавдий

Пусть он, жаркой мольбой вашей тронутый,

Горе войн отвратит с мором и голодом

От народа, направив

Их на персов с британцами!15

Гораций писал эти строки, когда Август только задумал войну против Британии, но из его похода ничего не вышло, и британцы не были официально нашими противниками, как сейчас.

Еще жертвоприношения всем богам, еще гонки колесниц, еще гладиаторские бои, еще травля диких зверей и атлетические состязания. В эту ночь я принес в Теренте в жертву Плутону и Прозерпине черного овна, черную овцу, черного быка, черную телку, черного борова и черную свинью; на этом игры закончились и больше не повторятся, пока не пройдет еще сто десять лет. Они прошли без сучка, без задоринки, за все эти три дня не было ни единой ошибки в ритуале, ни единого дурного знамения. Когда я спросил Вителлия, понравился ли ему праздник, он ответил: "Праздник был превосходным, поздравляю и желаю тебе долгих лет жизни". Я рассмеялся, и он попросил прощения за свою рассеянность. Он подсознательно отождествил день рождения Рима с моим днем рождения, объяснил Вителлий, и надеется, что его оговорка будет служить предзнаменованием того, что я доживу до самого преклонного возраста крепким и здоровым и совершу еще много замечательных деяний. Но Вителлий прекрасно умел играть комедию; я уверен теперь, что он приготовил свою шуточку за много недель до того.

Для меня самым главным моментом праздника, вселившим в мою душу наибольшую гордость, были Троянские игры, состоявшиеся на третий день на Марсовом поле, когда мой маленький Британик, которому только недавно исполнилось шесть лет, принял участие в схватке наравне с мальчиками вдвое его старше и управлялся со своим пони и оружием не хуже Гектора или Каратака. Ему достались самые бурные приветствия зрителей. Все отмечали его поразительное сходство с моим братом Германиком и предсказывали ему великолепные триумфы, как только он подрастет и сможет принять участие в военных походах. В этих играх участвовал также мой внучатый племянник, мальчик одиннадцати лет, сын моей племянницы Агриппиниллы. Звали его Луций Домиций16. Я уже упоминал о нем, но только вскользь. Сейчас пришло время рассказать о нем поподробней.

Он был сыном Гнея Домиция Агенобарба (Медной Бороды), моего родича с материнской стороны, который имел репутацию самого жестокого человека в Риме. Жестокость передавалась в их роду по наследству, как и рыжая борода, и люди говорили: не удивительно, что у них медные бороды,- они как раз под стать железным лицам и свинцовым сердцам. В юности Домиций был в числе приближенных Гая Цезаря, в бытность того на Востоке, и уморил собственного вольноотпущенника, заперев его в комнате без питья и еды - не считая соленой рыбы и сухого хлеба - за то, что тот отказался напиться до беспамятства на его дне рождения. Когда Гай услышал об этом, он сказал, что не нуждается больше в его услугах и не числит его больше своим другом. Домиций отправился обратно в Рим и по пути, в приступе раздражения, внезапно пришпорил коня, проезжая по деревенской улице, и задавил, отнюдь не случайно, маленькую девочку, игравшую на дороге в куклы. Однажды он затеял на открытом рынке ссору со всадником, которому был должен деньги, и выдавил ему пальцем глаз. Мой дядя Тиберий приблизил к себе Домиция в последние годы правления, когда он водил компанию с самыми жестокими и подлыми людьми, чтобы, как полагали, чувствовать себя на их фоне хоть в какой-то степени добродетельным. Он выдал за Домиция свою приемную внучку, мою племянницу Агриппиниллу, и у них был единственный ребенок, этот Луций. Когда друзья принялись поздравлять Домиция с рождением наследника, он пробурчал: "Оставьте свои поздравления при себе, болваны. Если бы вы были истинными патриотами, вы бы в колыбели задушили это отродье. Неужели вы не понимаете, что нет такого порока на свете, человеческого и нечеловеческого, которому не предавались бы на пару мы с Агриппиниллой, и что этому чертенку суждено стать бедствием для нашей незадачливой страны? Мои слова не просто догадка: кто-нибудь из вас видел его гороскоп? Дрожь пробирает от одного взгляда".

Домиция арестовали по двойному обвинению в измене и кровосмесительной связи с сестрой Домицией - конечно, второе обвинение было простой формальностью, во времена Тиберия оно ничего не значило. К счастью для Домиция, Тиберий своевременно умер, и Калигула освободил своего друга. А вскоре умер и сам Домиций - от водянки. В завещании Калигула был назван сонаследником и получил две трети его имущества. А когда Калигула сослал Агриппиниллу на остров, он прибрал к рукам и оставшуюся треть. Так что Луций был практически сиротой и нищим. Однако его тетка Домиция (не путайте ее с Домицией Лепидой, ее сестрой и матерью Мессалины) взяла его к себе. Это была женщина, для которой в жизни существовало одно - удовольствия, и побеспокоилась о маленьком Луций она лишь потому, что ему предсказано было стать императором; Домиция хотела быть с ним в хороших отношениях. Что она собой представляла, ясно видно по тому, каким учителям она доверила образование племянника; это были бывший балетный танцор, сириец, деливший благосклонность Домиции с бывшим гладиатором из Тироля, вышеупомянутый тиролец и ее парикмахер-грек. Они дали мальчику прекрасное разностороннее образование.