— Что здесь за бумаги? — спросил Крозетти, праздно отделяя друг от друга влажные страницы.
С обеих сторон листы были исписаны порыжевшими черными чернилами.
— Набивочный материал. Чтобы сделать обложки толще и защитить кожу от внутреннего трения о крышки переплета, в них вкладывают ненужную бумагу.
— На каком языке это написано?
— На английском, скорее всего. Старая ненужная бумага.
— Не похоже на английский. Я могу читать по-английски… или, может, из-за почерка…
Ролли осторожно взяла листы и проглядела их.
— Забавно. Похоже на рукописный текст начала семнадцатого столетия.
— Простите?
— В смысле, я не палеограф, но это выглядит так, будто написано не в то время, когда вышла сама книга. Намного раньше тысяча семьсот тридцать второго года. Забавно.
— Что, кто-то спрятал старинную рукопись в переплет?
— Нет, конечно нет. Переплетчики используют для задней стороны крышек любые клочки бумаги — ну, пробные оттиски или старые рекламные листки, но не антикварные рукописи.
— Тогда почему она здесь? В смысле, антикварная рукопись имеет цену сама по себе, верно?
— Вовсе нет. Всем плевать на старые бумаги, пока не пройдет много лет. Подлинные рукописи использовали повторно, когда те становились неразборчивыми, а еще с их помощью можно было разжечь костер или очистить подгоревшую сковородку. Только очень немногие антиквары понимали, что защита артефактов прошлого очень важна. Обычные люди считали их психами. Самые ранние уцелевшие рукописные тексты нового времени — это юридические или финансовые документы. Литературный материал не имел никакой ценности.
— Но сейчас он может иметь ценность. Этот документ.
— Не знаю. Зависит от того, что там. И кто писал, конечно. — Ролли подняла листки к свету. — Ох, я поняла. Это типографская копия, на ней правка грифельным карандашом. Интересно… значит, это из какой-то книги, скорее всего, напечатанной тем же, кто печатал книги Черчилля для Джона Уолта. — Она сняла груз с первого тома и изучила выходные данные. — Питер Дин. Кстати, пора сменить полотенца.
Закончив с полотенцами, Крозетти спросил:
— Вам хотелось бы узнать, к какой книге относится рукопись? Что, если остальные листы под обложками относятся к той же книге? Вдруг у нее знаменитый автор, типа… ну, не знаю… типа Донна, или Мильтона, или Дефо? Такая рукопись стоила бы немало, а?
— Скорее всего, здесь размышления какого-нибудь безвестного священника. Толкования на Апостольские послания.
— Но мы же не знаем точно. Почему бы не вскрыть остальные обложки и не проверить?
— Потому что это большая работа. Я не смогу быстро привести их в порядок, а времени у меня немного.
— У нас есть время, пока сохнут книги, — сказал он. — Ну, сделайте мне любезность. Я же вам делаю.
Она одарила его мрачным голубым взором. Понимает, что ею манипулируют, подумал Крозетти.
— Если это вас осчастливит, — пробормотала Ролли и взяла шпатель.
Час спустя Крозетти с удовольствием разглядывал то, что напоминало белье на веревках, которые он натянул между поддерживающими крышу лофта колоннами. Влажные страницы инфолио служили прокладками во всех шести томах — по четыре под каждой обложкой, в общей сложности сорок восемь страниц. Обнаружение рукописи, не видевшей света два с половиной столетия, почему-то уменьшало неловкость Крозетти от сознания того, что он соучаствует в мошенничестве. Он удивлялся самому себе — он бесстыдно манипулировал Ролли, добиваясь, чтобы она вскрыла обложки и извлекла рукопись. И теперь он очень хотел, чтобы найденные бумаги имели историческую или литературную значимость. Он с нетерпением дожидался, когда страницы высохнут и можно будет изучить их.
Тем временем нужно было продолжать менять бумажные полотенца в книгах. Несколько раз они делали это вместе, а Ролли решила, что дальше он справится один. Главное, нельзя ускорять процесс, запихивая слишком много полотенец или кладя их чаше, чем через десять страниц. Если так сделать, объясняла Кэролайн, книга раздуется, потеряет форму и переплет лопнет. Около шести Крозетти заявил, что он голоден. Из еды, как выяснилось, имелись лишь китайская лапша быстрого приготовления и коробочки с готовыми блюдами различной степени несвежести. Теперь понятно, почему Ролли предпочитает обедать с Глейзером. Крозетти вышел, пробежался по главной улице Ред-Хука и вернулся с двумя бутылками вина и большой пиццей.
— Вы купили вино, — сказал она, когда он положил сумку на стол. — Я никогда не покупаю вина.
Читать дальше