Даниэль Клугер - Последний выход Шейлока

– Не так уж абсурдно это выглядит, – заметил я. – В наше время происходят вещи куда более абсурдные.

– Да-да, разумеется, – ответил Холберг, – но ненависть к детям наверняка выразилась бы и в случаях агрессии против них самих. А подобных случаев – я узнавал, представьте себе! – подобных случаев не было. Но что же, все-таки, связывало этих людей? Что сделало их жертвами одного и того же убийцы? То, что тут действовал один и тот же убийца, сомнений не было. Так что связывало? – он задумчиво взглянул на меня. – Помните, что рассказал нам рабби о том, как обнаружил тело режиссера? Ему тогда показалось, что в коридоре кто-то был. Прятался в нише. А теперь предположим, – он поставил чашку на ящик, служивший столиком, и зябко потер руки, – предположим, что там, в коридоре, действительно находился убийца, который видел, как раввин вошел в гримерную, и как он из гримерной выбежал. Что получается? Преступник должен был счесть раввина опасным свидетелем. Во-первых, рабби мог что-то заметить в гримерной – в конце концов, убийца располагал очень коротким промежутком времени, и гарантии того, что не осталось никаких следов, у него не было. Во-вторых, рабби мог заметить его в коридоре – и он действительно заметил. Правда, всего лишь мелькнувшую тень, но откуда убийца мог об этом знать? – Холберг сделал небольшую паузу. – Словом, убийца имел основания избавиться от нежелательного свидетеля. Вы согласны, Вайсфельд?

Рассуждения моего друга выглядели вполне убедительными, но я сразу же заметил в них один изъян, на который тут же указал.

– В таком случае, – заметил я, – он должен был действовать очень быстро. Но между двумя убийствами прошло трое суток!

– А-а, вы тоже это заметили! – воскликнул Холберг. – Совершенно верно. И это ожидание говорит о том, что преступник не был уверен в том, что существование раввина ему угрожает. Должно было произойти что-то еще, что укрепило его подозрения, сделало их для него непреложной истиной. Спустя два дня после убийства Макса Ландау произошло нечто, окончательно убедившего преступника в том, что рабби Аврум-Гирш владеет опасной для него информацией. Что же произошло?

– Теряюсь в догадках, – пробормотал я. Холберг укоризненно посмотрел на меня и покачал головой.

– Вайсфельд, друг мой, ведь именно вы подсказали мне сегодня, что же произошло, – вкрадчиво сказал он. – Вспомните наш разговор после похорон. Вы сказали: «Смерть пришла оттуда, из прошлой жизни. Все дело в прошлом. В греховном прошлом. Именно там причина смерти господина Ландау», – он сделал паузу, потом медленно повторил: – Все – дело – в прошлом. Помните, Вайсфельд? Так вы сказали сегодня утром. Это были слова раввина Шейнерзона. Но что они должны были означать? А, Вайсфельд? – Холберг прищурился. – Что эти слова означают?

– Я уже объяснял. Переселение душ, – ответил я. – Излюбленная тема рабби Шейнерзона. Он полагал, что наше пребывание здесь связано с тем, что у каждого из нас в прошлой жизни имелись деяния, подлежащие исправлению… – я немного напряг память. – Это так и называется «тиккун» – исправление.

– Вовсе нет, – возразил Холберг. – То есть, с вашей точки зрения, с точки зрения человека, ранее неоднократно обсуждавшего эту тему с покойным, речь шла о реинкарнации. Но если предположить, что слова раввина слышит кто-то другой, незнакомый… О чем говорил раввин с точки зрения этого, незнакомого? Подумайте, доктор. Неужели же непонятно? Впрочем, что я говорю – я ведь и сам не обратил на эти слова внимания, пока вы не напомнили их. Повторяю еще раз. Раввин сказал: «Все дело в прошлом. В греховном прошлом. Именно там причина смерти господина Ландау!»

– Но я о том и говорю… – начал было я и замолчал. До меня дошло, что имел в виду Холберг. – Боже мой… – пробормотал я.

– А-а, вы поняли! – воскликнул г-н Холберг и возбужденно сбросил с себя рогожу, которой все это время кутал ноги. – Слава Богу. Некто, слышавший эту фразу кроме нас, мог воспринять ее как намек на реальное прошлое, не на инкарнацию души убитого, а на прошлую связь в этой жизни убитого и убийцы. На то самое прошлое, о котором я уже говорил – в связи со странностями поведения господина Ландау накануне убийства. Вот в чем дело. И вот в чем причина убийства раввина. Преступник, их услыхавший, окончательно убедился, что рабби Аврум-Гирш для него опасен. И убил его – спустя несколько часов после этого, едва представилась такая возможность… Пойдем дальше. Кто слышал сказанное раввином? Вы, я, его ученики… А еще? Обратите внимание, Вайсфельд, звуки имеют обыкновение разноситься во все стороны. И значит, слова, произносимые в разговоре, слышат не только те, к кому они обращены, но и те, кто просто стоит неподалеку. Просто на него никто из собеседников не обращает внимания. Помните? Там стояли трое или четверо мужчин. И среди них – один новенький. Вы сами назвали его сегодня утром. Он прибыл с транспортом из Марселя, накануне убийства Макса Ландау.