– То есть они заранее знали, что у доктора Левина имеются запасы морфия? – уточнил Дзюба. – Но ведь он доктор, такое и предположить нетрудно.
– Они знали наверняка, и знали это именно от наводчика, – сказал Иван Васильевич. – Надо бы нам хорошенько потолковать с доктором.
Юлий наконец решился зайти к Харитине – впервые после смерти Валидовны. Забрать кой-какие вещи, например. Да и вообще – нехорошо получалось: то носу оттуда не казал, а теперь туда носу не кажет. Самое неприятное заключалось, однако, в том, что Юлий по какой-то причине чувствовал себя виноватым. Не по-доброму они расстались с Валидовной, вот уж точно. И теперь не помиришься, разве что за гробом, как говорится. Утешение слабое. И хоть это его по голове огрели, а не иначе, все равно Юлия глодала тягучая тоска. Может быть, если поговорить по-хорошему с Харитиной, будет полегче.
Но Харитины в полуподвале не оказалось, и Юлий почувствовал облегчение, даже развеселился. Неизвестно ведь, как бы его Харитина встретила. Вдруг тоже убийцей считает. Еще хуже тогда выйдет.
Ничего из своих вещей Юлий ни забирать, ни даже искать не стал, вышел из подвала на улицу – точно на волю выбрался, заложил руки в карманы, присвистнул.
И тут он лицом к лицу столкнулся с Макинтошем.
– Ух ты, – сказал Юлий, изобразив на лице удивление, – да это же Макинтош.
– Собственной персо, – отозвался Макинтош независимо. – А ты чего приперся? Харитины нет, она теперь в сторожихах. Слыхал, как Валидовну убили?
– Слыхал, – хмуро ответил Юлий.
– С подробностями слыхал или в общем? – настаивал Макинтош.
– С подробностями, – буркнул Юлий.
– А слыхал, на тебя говорят, будто ты ее убил?
– И это слыхал, но только это неправда.
– Точно, – сказал Макинтош, на всякий случай держась от Юлия на безопасном расстоянии, – где уж тебе убить.
– Негде, – не стал отпираться Юлий. – Я Валидовну и пальцем не трогал.
– Ее опасно трогать, – сказал Макинтош мстительно и вынул из кармана раскладной ножик. – Видишь? И ко мне близко подойдешь – я тебе под ребра засажу.
– Не подойду, – обещал Юлий. – Я теперь долго пить не буду. Может, никогда.
Макинтош сунул ножик обратно в карман и проговорил как ни в чем не бывало:
– Тогда хорошо.
Они пошли рядом, беседуя, как добрые приятели.
Юлий спросил:
– Ты про Леньку Пантелеева знаешь?
Макинтош кивнул, внимательно глядя себе под ноги. Он явно думал о чем-то – о чем-то важном, прикидывая, стоит ли об этом вообще с Юлием разговаривать. Слова так и вертелись у него на кончике языка, не решаясь, однако, сорваться.
Юлий решил подтолкнуть его:
– А что ты про него знаешь?
– И про него знаю, и его знаю… Тебе-то что? – дерзко ответил Макинтош.
– Любопытно, – сказал Юлий.
– Ты, Юлий, иногда просто как маленький, – с досадой произнес Макинтош. – Неважное для тебя главное, а главного ты вовсе не видишь.
Юлий почувствовал себя уязвленным и хотел было уйти, оставив сопляка наедине с его тайнами, но тут Макинтош вдруг сказал, понизив голос:
– На Лиговке объявился Фартовый человек. Понял?
Юлий запнулся и уставился на него:
– Кто?
– Фартовый человек, – повторил Макинтош. – Все банщики уже знают. Только о том и говорят. А нам Козлятник рассказал. Мне, Шепелявке и еще одному, ты не знаешь… Идем, угостишь меня чаем, тогда расскажу.
– Ты мне так расскажи, по дороге, а то у меня денег-то на чай может не хватить, – сказал Юлий. Ему вовсе не хотелось тащиться с Макинтошем в чайную.
– Нет, – уперся Макинтош, – это не такой разговор, чтобы на ходу.
Пришлось тащиться с ним в чайную, брать там чай и булочки, а еще Макинтош выпросил колотый сахар на блюдечке. Он грыз сахар, не торопясь приступить к рассказу, а Юлий смотрел на него и думал о том, что отвык, оказывается, разделять представителей человечества на взрослых и детей. Как только не делились для Юлия люди! На умных и глупых, на полезных и бесполезных, на глупых и опасных, на богатых и бедных, даже на мужчин и женщин… А ведь Макинтош совсем маленький.
Юлий вдруг смутился, как будто подглядывал за какой-то тайной. Все дело в том, как он ест. Взрослые люди не способны грызть сахар с таким удовольствием. «Тьфу ты, – думал Юлий смятенно, – когда же я в последний раз видел ребенка?»
Он почувствовал себя совсем глупо и решил поскорее выбросить все эти мысли из головы – просто чтобы окончательно не терять ясность соображения. С Макинтошем, будь он даже разребенком, все равно приходится держать ухо востро.
Читать дальше