Чингиз Абдуллаев - Заговор в начале эры

Рассерженные преторы принялись кричать на толпу, создавая еще больший шум и неразбериху.

Привыкший к подобным зрелищам Цицерон, чуть помолчав, продолжал:

— Святотатство Клодия не есть случай, происшедший с ним во время свидания с любимой женщиной. Это результат продуманного вызова нашим ценностям, нашему образу жизни, нашим богам и нашим законам.

Цицерон говорил по привычке еще долго, но многие судьи уже не слушали его, рассматривая толпу, стоявшую вокруг Форума.

После Цицерона был вызван Цезарь. В толпе сразу произошло еще более заметное оживление, послышались приветственные крики.

Цезарь взошел на Форум, привычно улыбаясь, в богатой, отделанной пурпуром тоге. И если расточительство и аристократизм Лукулла вызывали ненависть плебса, то щедрость и аристократизм Цезаря доставляли толпе необъяснимое удовольствие.

— Гай Юлий Цезарь, — строго спросил Агенобарб, — что ты можешь сказать по делу о святотатстве Публия Клодия Пульхра?

— Ничего, меня не было в доме этой ночью, — невозмутимо ответил Цезарь.

В толпе послышался громкий смех. Агенобарб рассердился.

— Ты выступаешь свидетелем на судебном процессе, — напомнил он Цезарю, — что ты можешь рассказать мне о происшедших событиях в твоем доме?

— Я не знаю, был ли там действительно Клодий или его не было, — уклончиво ответил Цезарь, — многие говорят, что был. Но его лица никто не видел. Мне трудно что-либо сказать.

— Во имя Юпитера, — разозлился Агенобарб, — и это все?

— Да, — кивнул Цезарь, — я могу идти?

Председательствующий на суде наклонил голову, и Цезарь, повернувшись, уже сделал три шага, когда опомнившийся Агенобарб закричал:

— Но почему ты развелся с женой?

Толпа стихла.

Цезарь остановился. Судьи смотрели на него, все пятьдесят шесть пар глаз напряженно следили за ним. Клодий облизал пересохшие губы.

Переглянулись Цицерон и Лукулл.

— Потому, — почти в абсолютной тишине ответил Цезарь, — что на мою жену не должна падать даже тень подозрения. [145] Плутарх. Избранные жизнеописания. Цезарь. Жена Цезаря должна быть выше всяких наветов.

И сошел вниз. В тишине раздался четкий звук его сандалий-солеа. Площадь потрясли оглушительные, радостные крики. Здесь было даже не столько ликование за Клодия, сколько восхищение и восторг великолепным ответом Цезаря, мгновенно ставшим нарицательным.

После этого выступления вызывали еще пять человек. Среди них были известные всему городу римляне-оптиматы. Не сговариваясь, они одинаково обвиняли Клодия во всех смертных грехах, но это уже не могло отразиться на настроениях толпы, окончательно принявшей сторону своего любимца. Даже гневное выступление Катула не смогло изменить общего настроя толпы.

Голосование началось под вечер. Итоги подсчитывали так медленно, что встревоженный Цицерон подошел к преторам Гаю Глабриону и Лентулу Спинтеру, наблюдавшим за подсчетом голосов.

— Что случилось? — тихо спросил он у Спинтера. — Почему так долго?

— Многие судьи поставили неразборчивые подписи, не решаясь осудить Клодия, — сквозь зубы произнес претор.

Цицерон все понял, но, не показав явного огорчения, отошел к трибуне свидетелей.

Через некоторое время претор Гай Глабрион объявил решение суда. За осуждение Клодия высказалось двадцать пять судей. Против — тридцать один. Неразборчивая подпись традиционно считалась высказыванием судьи против осуждения.

Толпа дико зашумела в радостном восторге. Многие бросились поздравлять Клодия.

Катул, подойдя к судьям, гневно сказал:

— Правильно поступили вы, потребовав себе для безопасности стражу, вы боялись, как бы кто-нибудь не отнял у вас полученных денег. [146] Плутарх. Избранные жизнеописания. Цицерон.

Уже сходя с Форума, Цицерон встретился глазами с Клодием, который находился в тесном кольце своих поклонников.

— Вот видишь, — закричал ему Клодий, — судьи поверили мне больше, чем вашим измышлениям.

Цицерон посмотрел на него и очень громко произнес:

— Но ведь мне поверили двадцать пять судей, ибо столько было их, осудивших тебя, тебе не поверили тридцать, так как они оправдали тебя не раньше, как взяв деньги? [147] Там же.

Едва завершился процесс над Клодием, как Цезарь, оставив Рим, выехал, наконец, в Испанию для выполнения своих обязанностей пропретора.