Валерия Вербинина - Сапфировая королева

Но Пульхерия Петровна объявила, что никто. Груздь достал большой клетчатый платок и вытер им лоб.

– Насколько я понимаю, камни настоящие, – веско проговорила жена следователя, не сводя с хозяина лавки пристального взора.

Груздь кивнул.

– И сколько же может стоить ожерелье? – спросила Пульхерия Петровна.

– Весь вопрос в том, каким образом оно к вам попало, – ласково молвил Макар Иваныч и улыбнулся.

– Его нашла в грязи собака, – отрезала Пульхерия Петровна. – Так сколько?

Услышав, каким образом ожерелье оказалось у жены следователя, Груздь вытаращил глаза и необдуманно назвал истинную цену.

– Ах! – вырвалось у гостьи. Она покачнулась, прижала ладонь к пышной груди, а другой оперлась о прилавок. – Скажите, вы купите его у меня?

У ростовщика закружилась голова. Водопад был рядом, холодный, роскошный, сверкающий – манил и соблазнял, завлекал и очаровывал. Но Груздь в любых обстоятельствах оставался реалистом.

– Это слишком большие деньги, сударыня, – пробормотал он. – И у меня их нет. Надо… – Ростовщик осекся и задумался. – Да, пожалуй, мне придется сходить в банк, иначе нельзя. И, возможно, еще занять денег у друзей. – Хозяин лавки развел руками. – Вы и сами понимаете, Пульхерия Петровна, каждый день ко мне с такими вещами люди не приходят.

Жена следователя кивнула:

– Хорошо. Сколько мне придется ждать?

– Приходите завтра утром, в девять, – промолвил Груздь, овладевая собой. – А до завтра я напишу вам расписку в получении товара, как у нас заведено.

Пульхерия Петровна нахмурилась и сухо сказала:

– Боюсь, я не смогу оставить у вас эту вещь. Мне нужны гарантии.

– Но и я не могу идти за деньгами, если вещь будет не у меня, – кротко возразил Груздь. – Мало ли что будет завтра, вдруг вы вообще передумаете продавать, я тогда останусь в убытке. – Он увидел, что женщина колеблется, и добавил: – Если хотите, могу заплатить вам сейчас тысячу рублей, а остальное отдам завтра. Это нормальная практика, поверьте.

Пульхерия Петровна задумалась. По правде говоря, если бы Груздь назвал заниженную цену, она бы уже забрала ожерелье и ушла к кому-нибудь другому, более сговорчивому. Но ростовщик не солгал, он назвал ту же сумму, что и Сивокопытенко, который к тому же предупредил ее: есть вероятность, что ожерелье из похищенной императорской парюры. Кроме того, она понимала, что Груздь знает, кто она, и знает, кто за ней стоит. Стало быть, можно не ждать с его стороны подвоха.

– Тысячу золотом или ассигнациями? – буркнула мадам Половникова.

– Могу и золотом, если хотите, – отвечал Груздь, глядя на нее добрыми, влажными, полными желания угодить глазами.

На том и сговорились. Ростовщик написал записку и унес ожерелье, а взамен отдал неожиданной посетительнице тысячу рублей полновесными золотыми монетами.

– До завтра, Пульхерия Петровна, – сказал он, многозначительно улыбаясь и целуя руку гостьи, пальцы которой слегка напоминали сосиски.

Мало того, Груздь сам растворил перед ней дверь, когда дама уходила.

Что именно происходило в лавке после того, как ростовщик запер дверь за своей гостьей, нам неизвестно. Зато известно, например, что творилось в то же время в Герцогском салоне гостиницы «Европейская», куда минуту назад вошел высокий худощавый брюнет.

– Мой дорогой мальчик! – вскричала полная дама в ярком платье и туфлях на высоченных каблуках. Она привстала с места и растворила объятья. – Ты узнаешь Розалию? Тетушку Розалию, подругу твоей матери?

Николай Рубинштейн позволил себя обнять и даже поцеловать в обе щеки. Но на его лице было такое выражение, что Жорж, сидевший неподалеку от Розалии, ухмыльнулся и покрутил головой.

– Надо же, как ты похорошел! – воскликнула Розалия, отстраняясь от игрока. – Сколько лет мы не виделись: пятнадцать? Двадцать, может быть?

Рубинштейн выдавил из себя требуемые приличиями слова о том, как он рад видеть подругу своей матери, и стал ждать, что за этим последует.

– А ты нас совсем забыл! – хихикнула басом Розалия и игриво стукнула его по руке сложенным веером. – И даже не приглашал к себе в столицу, негодник!

«Вот поэтому, наверное, Амалия меня и презирает, – мрачно подумал Рубинштейн, – из-за того, что мой круг общения составляют такие люди, как мадам Малевич или граф Лукашевский, который в глубине салона прячется за газеткой. А что еще за рожа рядом с ним? Черт возьми, его только не хватало!»

Рожа меж тем поднялась с места и неторопливо направилась к Рубинштейну и его спутнице.