А. Веста - Доля ангелов

Позади остались «текучие пески» Гоби. Никита измерял наш путь циркулем дозаправок, оставляя без внимания пограничные рубежи. «Визой» на транзит через границы Казахстана и Китая был наш невидимый самолет.

Мы шли на небольшой высоте, опасаясь высокогорий. От шума «невидимки» бросались врассыпную стада диких лошадей, пасущихся на горных плато, и люди выходили из юрт и глиняных мазанок и долго смотрели вслед небесному рокоту. Внизу замелькали плоские, «чтобы не бросать вызов Богу», крыши тибетских монастырей. Они лепились к скалам, как ласточкины гнезда. В ущельях и на склонах гор паслись яки, похожие на бурые копны. Никита хорошо помнил карту, но попросил укрепить на приборной доске перстень. Ярга в перстне была похожа на намагниченную стрелку. Подрагивая, она вела нас на восток.

Мы простились с Никитой Кожемякиным на границе «страны Снегов». «Невидимка» приземлился на ровной площадке, поросшей неприхотливым «русским» мятликом. Высота в две тысячи метров была пределом для нашего самолета. Улетая в сторону России, Никита Иванович обещал помахать нам невидимым крылом.

Пешие паломники в Тибете берут с собой несколько горстей риса, чашку и посох. Кроме этого набора мы набили рюкзаки брикетами прессованного чая. Чай — единственная роскошь в этом краю и желанная плата за теплый ночлег и ужин.

Придавив камнями края старого картона, мы изучали старую, еще «колониальную» карту, которую выменяли в горном монастыре на килограмм прессованного чая. Названия гор и маленьких деревенек были даны сразу на двух языках: английском и бенгали. Где-то среди этой паутины скрывалось последнее звено Златой Цепи.

— Лев? Отзовись! — волховала над картой Маша.

Из всей путаницы только одно название можно было перевести, как «львиное»: долина Симбх-Ири. Вскоре мы убедились, что все уважающие себя путешественники передвигаются по Тибету на джипах, но эта роскошь была явно не про нас. До Симбх-Ири можно было добраться окольным путем на джипе или горными тропами напрямик, перевалив через хребет Каро-Бонги. Мы выбрали короткий пеший путь и стали искать проводника. Туристический сезон почти закончился. В последней декаде сентября в Тибетско-Гималайском регионе обычно выпадает снег, и мы с трудом нашли проводника шерпа, хорошо говорившего по-английски.

Узкая седловина между снежными вершинами не имела названия и на языке шерпов звалась просто Ло — перевал. Наш проводник уверял, что Шембо-Ло, это всего лишь высокогорный перевал на уровне облаков, а сама манящая страна — принадлежит небесам.

Узнав, куда мы собрались, проводник показал нам отмороженную культю.

— Я оставил руку демону Каро-Бонго, — он кивнул в сторону гор. — Провода на перевале рвутся от мороза, птицы мерзнут на лету и падают замертво на землю.

Он долго объяснял, что мы напрасно идем в «страну горных духов».

— Никто из наших не бывал за вершиной Чаланги, — Маша бегло переводила слова проводника. — Совершенные Тибета поставили там капкан времени. Всякий, кто отразится в черных кристаллах, навсегда останется в этих горах. Бесконечность времени и бесконечность пространств сольются, и один день будет длиться дольше века.

Уверенный, что наш «Вергилий» просто набивает цену красочными россказнями, я удвоил плату, и тот, пряча глаза, сдался.

Проводник не врал насчет чудес. По пути мы несколько раз видели ночные шаровые молнии. Там, где при свете дня простирались недоступные склоны, по ночам вспыхивали огни, словно кто-то подавал знаки ярким фонариком. Мы проходили сквозь долины гейзеров и цветущие рощи. Но уже за следующим перевалом лицо обдирал ледяной ветер. Позади осталась долина Дакшасов, где свист и дикие крики раздавались внезапно среди безмолвия скал и так же внезапно стихали, и каждый новый шаг по безжизненному плато отдавался долгим гулом в подземных пустотах под нашими ногами. Мы уходили все дальше в ледяной, отрешенный край. Тёмно-фиолетовое небо казалось еще темнее от блеска снегов, а горы походили на морщинистых старцев в снежных мантиях, безмолвно и грозно взиравших на наши усилия.

— Симбх-Ири, — щурясь на закат, проводник показывал на горизонт.

В Тибете самый чистый воздух в мире и видно на десятки и сотни километров вокруг. В бинокль я разглядел гигантскую скульптуру льва с человеческим лицом, величавым, как у египетского Сфинкса. Каменный исполин лежал на гранитном плато. Его передние лапы были протянуты на восток, а лицо, в отличие от египетского оригинала, было обращено на запад, словно стражник охранял сразу две стороны света.