Филипп Ванденбер - Восьмой грех

– Кстати, такое сочетание встречается не так уж редко, - заметил Дулацек.

– Но вы говорили о странностях Мьюрата, за которыми скрывается система.

– Ну да, у каждого в замке Лаенфельс есть свои странности. Иначе нас бы здесь не было. Мы все в какой-то мере страдаем от себя самих. Но к Мьюрату это относится больше, чем к кому бы то ни было. Если вам интересно, я считаю профессора психопатом. Я не знаю, может, вы и не обратили внимания, но он избегает солнечного света. Мьюрат не любит мясо, вино, отказывается от всех видов собственности и физического труда, как манихей или катар.

– Так же, как и Аницет! Дулацек кивнул.

– В этом, возможно, и кроется причина, почему они так хорошо понимают друг друга. Вот только… - Профессор па миг замолчал, будто хотел собраться с мыслями. - Все это не имеет ничего общего с их темными планами. Потому что эти планы вынашивают агностики, которые ни во что, кроме себя, не верят…

Груна поднял обе руки, словно защищаясь:

– Постойте, для меня это слишком! С этими вашими мани-хеями… Вы не могли бы гематологу-недоучке объяснить все поподробнее? Я думал, что мы все - члены братства Fideles Fidei Flagrantes. И правила здесь достаточно строгие. Иногда не очень приятно подстраивать жизнь под требования братства.

Дулацек подготовил все, что хотел, стянул резиновые перчатки и сказал:

– Что касается манихеев, то это невежественная религиозная секта раннего средневековья. Катары пришли из юго-восточной Европы в двенадцатом веке. Они себя называли «чистыми» или «хорошими людьми» и нашли здесь, в долине Рейна, много последователей. Это течение получило распространение и в Англии, и в Южной Франции, и в Северной Италии. Церковь их преследовала как еретиков, потому что они не признавали Ветхий Завет и католическую иерархию. Но самое плохое, что они утверждали, будто у Иисуса не было земного тела, потому что все земное есть зло.

– Могу представить, как все это не нравилось Папе в Риме. А манихеи?

– Манихеизм возник еще в ранний христианский период. Началось все с некоего Манихея из Вавилона, который в третьем веке сделался просветленным. - Его так же, как Иисуса, распяли. Он создал новую религию из смеси христианства и буддизма, в которой царь тьмы, своего рода дьявол, играл немаловажную роль. Его радикальное смешение Востока и Запада привело к тому, что он даже ставил воздержание выше, чем продолжение рода. Иисус для манихеев был только посланником повелителя света. Такие еретические настроения тоже не понравились Церкви, и она в средние века запретила это религиозное течение. Однако, несмотря ни на что, последователи манихеизма возникали снова и снова. Эти организации были тайными, как и «Откровение».

– От них и пошел Богослов!

– Я знаю, - не скрывая иронии, заметил Дулацек. - Я хочу рассказать вам одну тайну: прежде чем стать исследователем клеток, я был монахом бенедиктинского ордена.

– Вы ходили в сутане и с тонзурой?

Дулацек наклонил голову, и Груна увидел седоватые волосы, а на макушке - нежный отросший пушок в форме круга.

– Это остается на всю жизнь, - тихо пробормотал Дулацек.

– Но почему?…

– Вы спрашиваете, почему я снял сутану?

Груна кивнул и внимательно посмотрел на Дулацека.

– Дело в том, что после полугодичного пребывания в ордене бенедиктинских монахов я понял, что избрал неверный путь. Монастырь был подобен громадному магазину с испорченными продуктами, в котором каждый в той или иной степени пыiлсгея решить свои психические проблемы. У большинства ничего не выходит. Следуя установленному распорядку дня, ч должен был много времени уделять религиозной философии. 11 чем больше я занимался этим предметом, тем больше понимал, что христианская вера - это утопия. Религия с псевдонаучной подоплекой, которая не выдерживает проверки. Вот по мому пути я и пришел в естествознание. Моя докторская степень - это не doctor rerum naturalium, все более просто - doctor theologiae. Но об этом здесь никто не догадывается. Вы меня I ie выдадите?

– Конечно нет! - негодующе воскликнул Груна. Освещая дорогу фонариком, они спускались вниз по вин-

твой лестнице. На площадке второго этажа их пути разошлись: комнаты Дулацека и Груны находились в разных концах замка. Груна остановился и шепотом спросил у Дулацека:

– Простите меня за любопытство, какую цель вы преследуете, саботируя исследования Мьюрата? Вы знаете, что я на вашей стороне. Вы можете мне открыть всю правду.

– Правду? - Дулацек ухмыльнулся. - Все очень просто. Я не хочу, чтобы Мыорат добился успеха. - Голос Дулацека звучал твердо и неумолимо.