Филипп Ванденбер - Восьмой грех

– Нам этого должно хватить, - довольно сказал Груна и снова бросил голову и тело голубя в ботанизирку. Потом он погасил свет и убрал светомаскировку.

Дулацек схватил Груну за руку:

– Кажется, я слышал шаги.

– В это время?

– Вы же знаете, что Эрик ван де Беек и Апицет работают по ночам. Но я никогда не видел, чтобы в это время горел свет.

Оба напряглись, вслушиваясь в темноту. Через какое-то время Дулацек покачал головой и сказал:

– Пойдемте, у нас все равно мало времени.

Пляшущий луч фонарика указывал им дорогу к лаборатории профессора Мьюрата. Эта комната была больше, чем все остальные, и располагалась в конце ряда лабораторий. Тут было три окна, из которых, в отличие от других лабораторий, открывался прекрасный вид на долину Рейна.

Груна закрыл за собой дверь и включил свет.

На длинном белом столе, накрытом матовым стеклом, стояли приборы для опытов, с помощью которых ученый хотел «перевернуть мир». Так сам Мьюрат говорил о своем открыmui, которое подвигло братство Fideles Fidei Flagrantes на охо-i у ta предполагаемым оригиналом Туринской плащаницы.

Четыре дня назад первые результаты исследования Мьюра-I.i оказались провальными, поэтому братство раскололось на дне части, что происходило уже не в первый раз. Одни за mata называли его авантюристом, жаждущим денег, в то время i ак другие были убеждены, что Мьюрат - главный в проекте н ему просто необходимо время, чтобы получить окончательное подтверждение своей гипотезы.

Чтобы не оставлять следов, Дулацек надел резиновые перчатки. Затем он осторожно вынул пипетку с кровью, закрывая верхний конец стеклянной трубки указательным пальцем.

– Едва ли вы сможете этим помешать нашему Мозгу, - тихо сказал Груна, задумчиво наблюдая за каждым движением Дулацека.

– Давайте не спорить! - Исследователь клеток бросил беглый взгляд на Ульфа. - Я ни во что не ставлю ученых, которые ведут себя, как Господь Бог. И я говорю это как приверженец агностицизма!

– Если я вас правильно понял, вы считаете теорию Мьюра-! а мистификацией?

– Мистификацией? Нет, напротив. Я боюсь, что теория Ктьюрата найдет подтверждение. Он одержим ею и не прекратит исследований, пока не отыщет доказательство. А потом… 11омилуй нас Бог.

– Бог?

– Да, если хотите. Не важно, как называть: Бог или абсолют, добро или дух, разум или свет. Все равно.

Груна наблюдал, как профессор снимает стеклянные крышки с плоских прозрачных чашечек размером с ладонь, и, не удержавшись, сказал:

– А я-то думал, что вы естествоиспытатель, но никак не философ!

– Да? - без намека на иронию переспросил Дулацек. - Может, просто ваша наука, гематология, не пересекается с философией, как моя. Что касается цитологии и молекулярном биологии, то ученые почти каждый день сталкиваются с проблемами религиозной философии. - Дулацек бросил пронзительный взгляд на Ульфа. - Я не знаю, наблюдали ли вы за Мыоратом раньше.

– Наблюдал? Зачем? То, что профессор - странная незаурядная личность, видно невооруженным глазом. И для этого не нужно пристально наблюдать за ним. Это и так известно всем «пылающим» в замке Лаенфельс.

– Я не это имел в виду. Вы не пытались свести его специфические странности в систему, то есть упорядочить их?

Ульф Груна недоуменно посмотрел на профессора.

– По правде говоря, - сказал гематолог, - до теперешнего времени Мыорат, как личность, меня практически не интересовал. Единственное, что меня привлекало, это его исследования.

Дулацек пинцетом вынул из прозрачной чашки лоскуток материи длиной в два сантиметра. Держа пипетку в правой руке, а лоскуток в левой, он выпустил едва заметную каплю крови голубя на ткань. Точно так же он поступил с маленьким катышком материи и крошечным кусочком льна, не больше ногтя, которые лежали в двух других чашках.

– Но почему все-таки кровь голубя? - спросил Дулацек, хотя и не ожидал услышать ответ.

Груна промолчал, но после короткой паузы все же ответил:

– Дело в том, что кровь голубя быстрее всего окисляется кислородом. Так что потом невозможно установить возраст кровяной пробы. Как я уже говорил, этому пока не нашли объяснения.

Дулацек широко улыбнулся. Это была хамская ухмылка. Наконец он сказал:

– Я надеюсь, Мыорат вынужден будет прекратить исследование после очередного провала. Вы видели его лицо, когда он сидел перед монитором и оправдывался перед всей командой за неудавшееся исследование?

– Да, конечно. Мне кажется, все получили от этого моральное удовлетворение. Как ученый, он, конечно, светило, но как человек - сволочь.