Николай Волынский - Наследство последнего императора

Николай Оттович чувствовал себя плохо. Он лежал в каюте на койке, прикрыв глаза, и сначала даже не повернул головы, когда вестовой доложил о приходе командиров.

– Прошу садиться, господа, – медленно открыв глаза, произнес он. – Коньяку? – и, не дожидаясь ответа, приказал вестовому: – Парфен, шустовского!

Фон Эссен болел уже месяц, но чем – непонятно. Корабельный врач Соколов 2-й поставил ему диагноз «бледная немочь». Словно в насмешку, прописал отдых – лучше на морском воздухе, усиленное питание. Коньячок исключить, можно в обед бокал вина, но только красного. Сон – не меньше девяти часов ночью и полтора-два часа днем.

– И никаких нервов! – подчеркнул Соколов 2-й.

Пациент прилежно выполнял все предписания, кроме двух последних. Морского воздуха вокруг хватало, иногда появлялся и аппетит. Никаких нервов? Хорошо бы. А сон… сон у фон Эссена пропал давно. Ему удавалось только ночью часа на два погружаться в тревожную дремоту. Силы, однако, не восстанавливались, усталость накапливалась все больше, и адмирал чувствовал себя день ото дня хуже.

Болезнь адмирала была особой, название ей медицина еще не придумала. Ему просто не хотелось жить.

Военная карьера талантливого русского флотоводца, потомка старинного немецкого рода, с самого начала складывалась удачно. Он любил Россию и никогда не считал ее второй Родиной – только первой и единственной. В кратчайшие сроки фон Эссен сумел превратить Кронштадт и Петроград в единую неприступную морскую цитадель. По его приказу восточная акватория Балтики и Финский залив были густо усеяны минами, а в фарватерах, морском и речном, установили самые современные – с дистанционным электрическим управлением. Таких систем в других державах еще не было. К каждой фарватерной мине был протянут кабель. Стоит неприятельскому кораблю войти, в Кронштадте включат рубильник и мины сработают, причем не все, а лишь те, что оказались под корпусом конкретного корабля. Такая же система была развернута и на Черном море, заблокировав важнейшие порты. Там этим занимался ученик фон Эссена по минному делу – адмирал Колчак.

Фон Эссен был хорошим стратегом и поэтому безошибочно прогнозировал грядущую катастрофу. Революции не избежать, несмотря на то, что 17 октября 1905 года император подарил России ублюдочные и именно поэтому бесполезные демократические реформы. Больше ничего Николай II менять в России не хотел, так как считал, и вполне обоснованно, что дальнейшая либерализация, даже самая осторожная, погубит самодержавие, а вместе с ним и Россию как государство. Но без конституционных и социальных реформ, Империя тоже была обречена.

Поэтому фон Эссен и пришел к выводу, что революция неизбежна. Ее хотела вся Россия. К революции призывало наиболее просвещенное дворянство, которое находилось, прежде всего, под сильнейшим влиянием разрушительных статей графа Льва Толстого, обращенных против Синода и Самодержавия. В столице профессура, собирающаяся вокруг профессора-марксиста Петра Струве, автора «Манифеста Российской социал-демократической рабочей партии», изучала, усваивала и распространяла марксистские идеи, проповедовала социализм. Крестьяне все настойчивее требовали черного передела земли, которой они в большинстве своем так и не получили после отмены крепостного права. Но так как ни царь, ни его правительство не оставляли мужику никаких надежд, то крестьянство приступило к массовым «иллюминациям» – поджогу помещичьих усадеб. Сейчас им терять было нечего – столыпинские реформы разрушили крестьянскую общину и нанесли сельскому хозяйству сокрушительный удар, от которого оно не оправиться уже смогло. Деревня была разорена. И даже необычайно благоприятный, просто-таки волшебный 1913 год, когда во многих хозяйствах удалось собрать двойной урожай, ничего к лучшему не изменил. Революции требовали рабочие, потерявшие после 9 января 1905 года страх перед Государем Императором и вообще перед всяким начальством. Революции требовали мещане, студенты, писатели, художники, о ней как о неотвратимой необходимости твердили даже члены Дома Романовых. В обществе стало неприличным говорить что-либо положительное о царствующей династии. Стоило, например, писателю Николаю Лескову публично заявить о своих монархических взглядах, от него отвернулся весь Петербург, ему перестали подавать руку. В ту пору в обеих столицах рвали из рук иллюстрированный журнал «Пулемет», который в каждом номере «расстреливал» царя, царицу, их дочерей, которых якобы совратил Распутин…