Уильям Дитрих - Пирамиды Наполеона

— Астиза!

Но я не услышал никакого ответа; снизу донеслись только крики, сопровождающие их падение.

Поднявшись, я успел увидеть колоссальный всплеск речной воды. Их падение на время отвлекло солдат, но вскоре все мушкеты вновь нацелились в сторону шара. Его уносило все дальше. До меня долетела резкая команда, ружья полыхнули огнем, и в воздух поднялось огромное облако дыма.

Я слышал свист пуль, но все они пролетали слишком низко, не задевая меня.

В отчаянии вглядывался я в уносившуюся вниз речную ленту. Восходящее солнце слепило глаза, и Нил казался ослепительно сияющей зеркальной гладью. Мелькнула ли в ней чья-то голова или даже две? Неужели они оба выжили после падения? Или то была лишь игра света?

Чем сильнее я напрягал зрение, тем меньше был уверен в том, что видел. Солдаты с громкими криками носились по берегу. Постепенно речная даль расплылась в тумане, мои надежды рассыпались в прах, стремления остались далеко позади, и жуткая тоска одиночества сжала мое сердце.

Впервые за много лет из глаз моих полились слезы.

Нил превратился в расплавленное серебро, и больше я уже ничего не видел.

Я продолжал набирать высоту. Где-то далеко внизу маячил Конте, остолбенело следивший, как тает в воздухе его драгоценное детище. Полет шел уже на высоте минаретов, отсюда открывался панорамный вид на затуманенные облаками дыма крыши Каира. Мир съежился до игрушечных размеров, грохот стрельбы затих. Ветер нес меня на север, вниз по течению реки.

Вскоре шар оказался выше пирамид, а потом и выше гор. Я вяло размышлял о том, что если подъем будет неуклонно продолжаться, то солнце просто спалит меня, как Икара. Покрытый утренней дымкой Египет расстилался подо мной во всей его коварной и витиеватой красоте. Полосы растительности, словно змеи, ползли на юг по нильским берегам, а их очертания сливались за горизонтом, оставляя за собой лишь призрачный след в океане золотистого песка. На севере, в направлении моего полета, веером раскрывалась зелень нильской дельты с бурыми протоками, которые стекали в большое озеро, заполненное птичьими стаями и опушенное стройными финиковыми пальмами. Впереди поблескивало безбрежное Средиземное море. Там, наверху, царила мертвая тишина, и все наши недавние треволнения казались дурным и тревожным сном. Корзина тихо поскрипывала. Я услышал крик птицы. Ничто не могло скрасить моего одиночества.

И зачем только я заставил ее нацепить дурацкое кольцо? Теперь у меня нет ни сокровищ, ни Астизы.

Почему я не послушался?

Потому что мне необходимо найти эту проклятую книгу Тота, чтобы вбить хоть немного ума в мою собственную дубовую башку, подумал я. Потому что я был самым никчемным ученым в этом мире.

Внезапно ослабев, я сполз на дно корзины. Жизнь явно была перенасыщена событиями. Пирамида закрылась навеки, бин Садр провалился в преисподнюю, ложа египетского обряда потерпела фиаско. Я сполна рассчитался за смерть Тальма и Еноха. Даже Ашраф воссоединился со своими людьми, чтобы бороться за Египет. А я не достиг ничего, разве что обрел веру.

Веру в только что потерянную женщину.

«Вот она, погоня за счастьем!» — с горечью подумал я. Может, падение в Нил было бы спасительным шансом. Сломленный духом и телом, я чуть ли не бредил. Мне хотелось вернуться в Каир и во что бы то ни стало разузнать о судьбе Астизы. И хотелось проспать тысячу лет.

Шар не позволил мне ничего. Его баллон сшили на совесть. На высоте было холодно, я дрожал в мокрой одежде, и мне стало дурно от безумного головокружения. Рано или поздно это хитроумное изобретение должно опуститься, и что же будет тогда?

Пестревшая внизу дельта напоминала волшебную страну. Величественно покачивали кронами ряды финиковых пальм. Поля раскинулись огромным лоскутным одеялом. По древним дорогам тащились запряженные осликами тележки. С воздуха все казалось чистым, аккуратным и безмятежным. Люди всплескивали руками и бежали, следя за моим передвижением, но все они быстро остались далеко позади. Небеса налились синевой. Вот я и сподобился увидеть небеса.

Меня продолжало сносить к северо-западу. Через пару часов я заметил Розетту в устье Нила и Абукирский залив, где потерпел сокрушительное поражение французский флот. Далее завиднелась Александрия. Осталось позади побережье с его кремово-пенным прибоем, и я улетел в просторы Средиземного моря. Значит, я все-таки могу утонуть.

Почему же я давным-давно не избавился от этого медальона?