Эрик Ларсон - Дьявол в Белом городе. История серийного маньяка Холмса

C обольщением он, похоже, потерпел неудачу, но сам был обольщен легко и удачно – обольщен выставкой. Она повергла его, как он сам говорил, «в сон, который он не мог стряхнуть с себя в течение многих месяцев». Наиболее пленительные моменты случались ночами, «когда длинные тени покрывали все одним покрывалом и звезды начинали светить над озером и над куполами дворцов Белого города».

Сара Уайт еще долго оставалась в его памяти и после того, как он и «сорок странностей» покинули выставку. В Сент-Луисе он писал ей и ухаживал за ней и за это время твердо решил приложить все силы к тому, чтобы стать писателем. Он уехал из Сент-Луиса, чтобы занять место главного редактора газеты провинциального городка в штате Мичиган, но быстро понял, что жизненные реалии редактора провинциальной газеты не обогащают и не развивают воображения. Сменив несколько мест работы, он осел в Питтсбурге. Он писал Саре и навещал ее всякий раз, когда бывал в Сент-Луисе. Он попытался сделать их отношения более близкими и приятными для него, но получил отказ.

Однако его предложение выйти за него замуж она приняла. Драйзер показал своему другу, Джону Максвеллу из «Сент-Луис Глоб-Демократ», ее фотографию. На ней Драйзер видел соблазнительную женщину, окутанную таинственностью, а Максвелл видел тусклую и однообразную школьную училку. Он пытался предостеречь Драйзера: «Если ты женишься сейчас на обычной и безликой женщине, изображенной на этом фото, которая к тому же еще и старше тебя, ты пропал».

Это был хороший совет для такого мужчины, как Драйзер. Но Драйзер пропустил его мимо ушей.

Колесо Ферриса стало еще и возбудителем любви. Пары договаривались о том, чтобы вступить в брак, когда вагон колеса, в котором они сидели, достигал точки апогея. Лютер Райс никогда не разрешал отмечать свадьбы в своем офисе, однако в двух случаях, когда пары уже отправили по почте приглашения, он все-таки нарушил запрет и пошел им навстречу.

Несмотря на присущий колесу обозрения неиссякаемый потенциал романтизма, ночные подъемы на нем так и не стали популярными. Самым желанным часом для посетителей было золотое время от пяти до шести часов вечера.

Холмс, снова свободный и разжившийся земельным наделом, привел на выставку новую женщину, Джорджиану Йок, с которой он познакомился примерно год назад в универсальном магазине «Шлезингер энд Мейер», где она работала продавщицей. Она выросла во Франклине, штат Индиана, где жила с родителями до 1891 года, когда ее потянуло к более насыщенной и веселой жизни в Чикаго. Когда она встретила Холмса, ей было всего двадцать три года, но ее малый рост и выгоревшие на солнце белые волосы делали ее намного моложе, и она казалась почти ребенком, если бы не острые черты лица и задумчивость, постоянно присутствовавшая во взгляде ее огромных голубых глаз.

Ей никогда не доводилось встречать кого-либо, похожего на него. Он был симпатичным и наверняка небедным. У него даже в Европе была собственность. Однако она относилась к нему с некоторой жалостью. Он был таким одиноким – вся его семья уже умерла, кроме одной тетушки, жившей в Африке. Его последний, недавно умерший дядя оставил ему большое наследство, включая земельные участки на юге и в Форт-Уэрте, в Техасе.

Холмс был щедрым на подарки; он подарил ей Библию, серьги с бриллиантами и медальон – «сердечко, – рассказывала она, – с жемчужинами».

На выставке он повел ее на Колесо Ферриса, затем нанял гондолу, а потом повел ее по темным, благоухающим тропинкам Лесистого острова, освещенным неярким мягким светом китайских фонариков.

Он просил ее стать его женой. Она согласилась.

Холмс сразу же предупредил невесту о том, что он, вступая в брак, должен будет назваться другим именем – Генри Менсфилд Говард. Это было имя его покойного дяди, пояснил он, а он до невозможности гордился своим происхождением и, оставляя Холмсу свою недвижимость, выставил условие, что тот возьмет его полное имя. Холмс должен был повиноваться воле усопшего дяди из уважения к его памяти.

Мэр Гаррисон был глубоко убежден, что любит некую женщину из Нового Орлеана по имени Энни Говард. Ему было шестьдесят восемь лет, он дважды овдовел; ей было несколько за двадцать – никто точно не знал, сколько именно, ее возраст оценивали в пределах от двадцати одного до двадцати семи лет. Ее считали «чрезвычайно пышной» и «полной жизни». Она приехала в Чикаго на все время работы выставки и сняла дом, расположенный рядом с домом мэра. Все дни она проводила на выставке, скупая произведения искусства.