Борис Акунин: Инь и Ян

Фандорин: На каком, собственно, основании? Лишь на том, что вы подозреваете Лидию Анатольевну в стремлении стать владычицей морскою?

Ян: Да кто кроме этой пудреной дуры мог поверить в магические свойства куска бумаги! Про владычицу морскую это я иносказательно. Я знаю, чего она от веера хочет — молодости и красоты! Да вы не улыбайтесь, я вам точно говорю! Папаша говорил про тётку: «Если дьявол предложит этой ханже верное средство от морщин, она отдаст душу не задумываясь. И правильно сделает. Каким была бутончиком, каким эклерчиком. Увы, лепестки завяли, крем прокис». Покойник, конечно, был пошляк, но женщин понимал.

Фандорин: Я вижу, вы не слишком огорчены смертью отца.

Ян: Ни капли. И не считаю нужным прикидываться. Жил грешно и умер смешно, опекуном бумажного веера. (Хватается за голову.) Я тоже хорош! Что мне дался этот веер! Да пропади он пропадом! Даже если веер стоит не тысячу, а три тысячи, этим папашиных долгов не окупишь.

Фандорин: Откуда вы взяли, что веер стоит тысячу рублей?

Ян: Доктор Диксон давеча говорил. Обещал отцу найти покупателя.

Фандорин: Доктор ошибся. Знающий коллекционер выложит за веер сотни тысяч, а то и м-миллион.

Ян: М-миллион? Мил-ли-он?! Подлец! Пройдоха!

Фандорин: Кто?

Ян: Дядя Сигизмунд, кто ж ещё! Любитель дешёвых эффектов! Почему не объяснить всё толком? А если б вы не приехали? Я отдал бы веер за гроши! Послушайте, особый порученец, помогите мне найти эту штуку! О, как бы мне пригодился миллион! Я не то что с бациллой Николайера, я бы и с палочкой Коха расправился! Весь дом переверну, но найду!

Возбуждённый, уходит.

Занавес в левой половине закрывается, в правой открывается. Одновременно слышится пение.

Аркаша и Глаша.

Аркаша(играет на гитаре и поёт) :

Глаша: И никогда бы я так с вами не поступила, Аркадий Фомич, а совсем напротив.

Аркаша(перебирая струны) : Это же стихи-с, понимать нужно. Химера-с. В настоящей жизни, Глафира Родионовна, как бы я вам на волоса сел? У вас, пожалуй, и шея бы треснула.

Глаша(прыснув) : Это правда, мужчина вы статный. Но ещё лучше внешности я ваши песни обожаю. Как это вы ловко стихи складаете! Мне про мотылёчка ужас как нравится!

Аркаша: Про мотылёчка это пустяки-с. Я вот вам про азиатскую любовь спою.

Играет на гитаре, готовясь петь. В это время справа из-за кулисы появляется Маса. Церемонно кланяется. Аркаша перестаёт играть.

Глаша(шёпотом) : Глядите, японский китаец! Отчего у них глаза такие злые и узкие?

Аркаша(громко) : Насчёт ихних глаз наука объясняет, что это они, азиаты-с, всю жизнь от своего коварства щурятся, так что со временем делаются вовсе не способны на людей честным манером-с глазеть. Ишь, как он на вас, Глафира Родионовна, уставился.

Глаша: Боюсь я его!

Прячется за Аркашу.

Аркаша: Со мною чего же вам страшиться-с? (Масе.) Ну, ходя, чего тебе? Не видишь, мы с девицей беседу ведём?

Маса достаёт из кармана тетрадь с выписанными словами. Тетрадь представляет собой свиток рисовой бумаги (которую Маса в разных ситуациях использует по-разному: то напишет что-то, то оторвёт кусок и высморкается, и прочее). Маса быстро отматывает изрядное количество бумаги.

Маса: Девицей, беседу, ведём. (Кивает. Сматывает свиток обратно.) Добрая девица, давай дружить. (Показывает на гитару.) Гитара. Дай. Будешь… будет… буду… буду громко горосить.

Аркаша: Чево?

Глаша: Голосить, говорит, буду. Это по-ихнему, должно быть, значит «петь желаю». Дайте ему гитару, Аркадий Фомич.

Маса с поклоном берёт гитару, садится на корточки, гитару кладёт на колени наподобие японского кото.

Маса: Нани га ии ка на… (Щиплет струны и громко поёт, зажмурив глаза.)