Сара Дюнан - Жизнь венецианского карлика

— Тебе нравится, Бучино? — спрашивает Альберини, и его круглое лицо расплывается в широкой улыбке.

— Как всегда, мессер, вы дарите нам чудеса.

— Я плачу красотой за красоту. Справедливый обмен.

— Ну, подойди же ближе, Бучино, и ты увидишь в нем свое отражение. — И моя госпожа манит меня. — Давай же! Это самое изумительное зрелище! Подвинься, Габриэлла, дай Бучино пройти.

Я подхожу к зеркалу и становлюсь рядом с Фьямметтой.

Она права, зрелище изумительное. Утреннее солнце щедро заливает нас светом, и вот мы стоим в полной красе: высокая стройная красавица с пышной гривой золотых волос и уродливый гном-коротышка, чья огромная голова едва доходит ей до груди. У меня невольно перехватывает дыхание. Наверное, я недостаточно подготовился к тому, что увижу. Видит Бог, я старался, как мог. Моя одежда сшита дорогим портным точно на меня, ее качество буквально просвечивает сквозь саму ткань, а борода моя (отнюдь не жалкая, как некогда уверял Аретино) аккуратно причесана и надушена мускусом и цитрусом, так же пахнут и мои лайковые перчатки. И все же в зеркале я сам себя пугаюсь. Просто все дело в том, что мысленно я представляю себя не настолько маленьким и безобразным, каков я в действительности, а потому мое отражение в любой поверхности, не говоря уж о таком огромном и безупречном зеркале, всегда застает меня врасплох.

— Ну, только не хмурься так, Бучино, и твое лицо сразу станет гораздо милее. — Фьямметта тычет пальцем мне в бок. — Ну, скажи, разве не чудо?

— Чудо, — соглашаюсь я, старясь придать лицу подобающее выражение.

— Ах, что же это? Погляди-ка, как этот стежок у меня на юбке топорщится влево. Я так и думала, что это платье внизу слишком объемно, а он уверял, что мне так кажется оттого, что я нагибаюсь, чтобы его рассмотреть. Боже мой, это изобретение принесет вам новое состояние, мессер! Во-первых, наша комната теперь кажется огромной, словно дворец, а во-вторых, такие зеркала произведут переворот в портновском искусстве! Мы завтра же уволим нашего портного, слышишь, Бучино?

— Мне кажется, для начала нам следует с ним расплатиться.

И мы все заливаемся смехом.

— Что ж, — произносит наш благодетель. — Я должен вас покинуть. У баржи еще одна доставка.

— Ах, мессер, неужели так скоро? — И Фьямметта очаровательно надувает губки. — Обещаю вам, что, когда вы придете в следующий раз, мы накроем стол вот здесь, прямо перед зеркалом, чтобы, пируя, видеть самих себя. Дайте слово, что это будет скоро.

Ее воодушевление заставляет купца задуматься.

— Ну… если я успею завершить дела на складе, то, может быть, успею вернуться даже сегодня вечером.

Фьямметта бросает на меня молниеносный взгляд: оба мы знаем, что сегодня пятница, а по пятницам ее навещает старик из стаи правящего воронья.

— Прошу прощения, мессер, но сегодняшний вечер у нас уже занят, — вмешиваюсь я, беря вину на себя. — Но… если что-то вдруг переменится, то я немедленно пришлю к вам весточку.

Как только он ушел, она вновь придирчиво разглядывает себя в зеркале. Я начинаю рассказывать про еврея, но она слушает вполуха, потому что, изучая собственное отражение, она еще и перебирает в уме предстоящие дневные дела.

— Да… в самом деле… Но лучше расскажи мне попозже: я уже собиралась, когда пришел Альберини, а уже через час я должна быть в мастерской Тициана. Ты сам знаешь, как он ворчит, если я опаздываю, а освещение уже не то… Габриэлла! Вели Марчелло готовить лодку. Я спущусь, как только переоденусь. — Фьямметта снова оборачивается ко мне. — Почему бы тебе не составить мне компанию, Бучино? Он обещал, что это будет последний сеанс. Может быть, сегодня он позволит тебе взглянуть на картину.

От радости она стала почти взбалмошной. Это и к лучшему, потому что в последние недели она держалась со мной несколько рассеянно и даже сердито, но, как и большинство женщин, моя госпожа живет под влиянием луны, и с годами я понял, что лучше просто не обращать внимания на то, что невозможно растолковать. Разбираться в происхождении и движении подобных флюидов — дело Коряги, а не мое.

Я качаю головой:

— Мне некогда. У меня еще счета не готовы.

Но это не совсем правда. Совершенно очевидно, что отражение в зеркале расстроило меня куда больше, чем я готов признать, и сегодня мне не хочется никому показываться на глаза.

— Знаешь что, Бучино! Ты теперь проводишь столько же времени, уткнувшись в книги, как какой-нибудь ученый! Удивительно, что ты еще не начал публиковать очерки о Венеции, как здесь делает каждый второй. Боже мой, если мне придется высидеть еще один вечер, заполненный беседами о величии венецианского государства и законов, то я непременно усну. Уверяю тебя, на прошлой неделе Лоредан и его гости из правящего воронья ни о чем другом не говорили.