Сара Дюнан - Жизнь венецианского карлика

Стоит напомнить, что до появления этих гравюр мы, римляне, отнюдь не были невинны или чужды эротическим темам в искусстве. Стены богатых домов были населены многочисленными пышнотелыми нимфами, убегавшими от сатиров; нередко можно было увидеть и лишившуюся чувств Леду, над которой бились огромные крылья Зевса-лебедя, а еще ходили слухи, будто бы во дворце Киджи хранится древнеримская статуя, изображающая сатира, в приапическом возбуждении устремившегося к мальчику. А любители женского тела могли в изобилии найти нагих Венер — они или стыдливо разглядывали в ручном зеркальце свои безупречные отражения, или лежали и смотрели вдаль, не ведая, что их пожирают глазами. И хоть желание они вызывали вполне живое, предмет его восходил к временам давно прошедшим, нагота была облечена в покров мифологии, ценителями которой оставались лишь люди образованные, с утонченным вкусом. И сколь бы откровенной ни была сама плоть, художники всегда оставляли место воображению. Заключение, кульминация, соитие неизменно отсутствовали.

Пока не появился Джулио Романо.

Мой бедный иудей с печальными глазами! Много ли ему времени понадобилось, чтобы все понять? Раскрылась ли книга где-нибудь посередине, или он старательно начал листать с самого начала? Никакого Петрарки внутри не оказалось, хотя по первой странице этого можно было не понять. Короткое заглавие — единственное слово: «Позиции». Быть может, он счел, что речь идет о философии или даже о богословских прениях. А любопытство, которому дал пищу наш последний разговор, должно быть, подстегнуло его и заставило перевернуть страницу. И что же он обнаружил, перевернув ее? А следующую?

Позиции: шестнадцать изображений шестнадцати пар в шестнадцати позах блуда. В тумане на мосту трудно разглядеть все подробности, но я листаю страницы, и память приходит на помощь зрению. В этом-то и заключалась сила гравюр: раз увидев, их невозможно было забыть. Каждая сцена была откровенной, выразительной и даже акробатической. Интерьеры отсылали к классической древности — где колонна, где струящиеся складки, — но люди, истово предававшиеся любовным утехам, выглядели вполне современными. На некоторых картинках любовники лежали сплетенными на постелях, на одной — женщина опиралась на подушки, разложенные на полу, ягодицы ее были высоко приподняты, на другой — женщина опускалась на мужчину, словно садясь на стул, другая балансировала на одной ноге, вводя в себя мужской уд, а один мужчина кружил женщину, насадив ее на себя, как на вертел. Любовники с телосложением богов и богинь и с воображением блудников и блудниц; мужчины в момент последних содроганий, пышная обнаженная женская плоть. И все влюбленные, порабощенные вожделением.

Мне снова вспоминается яростное возмущение гнавшего меня вон еврея. Что прочел я в его глазах? Омерзение, отравленное вожделением? Оскорбленное возбуждение. Что ж, он не одинок. Большинство мужчин, начав смотреть, уже не могут остановиться, хотя мне встречались чувствительные натуры, у которых разбуженная этими картинками похоть смешивалась с отвращением к самим себе.

Тем, кому были знакомы работы Джулио Романо, трудно было бы разыгрывать удивление. Его пристрастие к любовным играм и к их воспроизведению в живописи было хорошо известно. В том числе — Папе Клименту VII, одному из его главных покровителей. Климент происходил из рода Медичи, знаменитого своим интересом к эротике. Его дядя, Лоренцо Великолепный, написал малоприличный сонет, восхвалявший радости содомии в супружестве; сам же Папа любил картины, возбуждавшие похоть, не меньше других прелатов. И хорошо за них платил. Правда, людская молва, с быстротой пожара разлетевшаяся по Риму после появления гравюр, шептала, что вначале Джулио нарисовал любовные парочки прямо на стенах Ватиканского дворца — в отместку за то, что Папа не расплатился с ним вовремя за готовую работу.

И все же, даже если Климента несколько и раздосадовало появление непристойных фигур на стенах его дворца, то, разумеется, он никак не ожидал, что проснется однажды утром и обнаружит, что выполненные по этим рисункам гравюры Маркантонио переходят из рук в руки по немалой цене. А среди их владельцев, разумеется, были и члены курии. Как только эти гравюры вышли в свет, все римское общество только о них и говорило. Они чудо как помогли куртизанкам. Моя госпожа была вне себя от возбуждения, она пыталась опознать своих соперниц — или по особому браслету на запястье, или по кудрявой, как у Горгоны Медузы, голове, или по прическе. Нередко клиенты приходили с экземплярами гравюр под плащом: то были и распутники, которым нравилось сначала представить себе что-то, прежде чем проделать, и робкие мужчины, которым давно хотелось того, о чем они не осмеливались говорить вслух. Изображения, воспламенявшие фантазию молодых людей, равным образом заставляли лучше работать орудия стариков. Некоторое время все римляне были заняты исключительно постельными баталиями.