Борис Акунин - Мука разбитого сердца

Алеша внимательно выслушал объяснение, как взводить курок. Пистолеты были новые. Большого калибра, с нарезными стволами. Таким с десяти шагов можно, наверное, слона свалить, а человеческий череп попросту разлетится на куски.

Здесь Романову вспомнилась еще одна дуэль, Печорина с Грушницким. Как нечестный секундант не положил в оружие заряд. Синьор Лоди особенного доверия не вызывал.

– Выбирать буду я! – быстро сказал Алеша.

Д'Арборио показал жестом: согласен.

Встали на барьеры, роль которых выполняли два воткнутых в землю сука.

Бледный, торжественный Лоди всем своим показывал, что сознает историчность происходящего.

Проходя мимо Романова, он тихонько шепнул:

– Умоляю вас, мсье… Это же великий Д'Арборио!

Ага, он великий, а я букашка, подумал Алеша. Меня раздавить не жалко.

Но вот секундант встал поодаль, на безопасном расстоянии и дрожащим голосом воскликнул:

– Господа… Прошу!

Со всей возможной поспешностью Алеша поднял пистолет, но, видя, что противник никуда не торопится, стрелять не стал – появилась возможность прицелиться получше. Пистолет был тяжелый, а рука от волнения тряслась. Поймать на мушку высокий желтоватый лоб итальянца никак не получалось. Нужно было метить прямо под цилиндр, уложить врага наповал, иначе он и раненый произведет ответный выстрел. Как упавший Пушкин по Дантесу. Но француза спасла медная пуговица на мундире. У Алеши на пальто таковых не имелось…

Он нажал спуск.

В плечо шарахнуло отдачей, уши заложило от грохота. Из дула вылетела струйка дыма и тут же упорхнула, сдутая ветром.

Д'Арборио стоял, не шелохнувшись. Только цилиндр с головы исчез.

– Grazie a Dio! [6]– возопил распорядитель, картинно простирая руки к небу, а потом еще и преклонил колена. Воистину даже один итальянец – это уже аудитория.

Поэт поднял свой головной убор, просунул палец в дырку на тулье.

– Превосходный выстрел. Теперь я.

И тоже переложил пистолет из правой руки в левую. Дешевый позер!

Нет, не дешевый, сказал себе Романов. Дешевый не позволил бы мне выстрелить первым…

Алеша стоял, закусив губу, и готовился к боли. Про смерть как-то не думал. До нее еще нужно было дожить. Сначала – обжигающий удар, и тут лишь бы не завыть, не заорать, не потерять лицо. Потом всё кончится, но смерть почти никогда не бывает мгновенной…

Он повернулся боком, как мог прикрылся рукой и пистолетом. Хуже всего, что в эти последние мгновения чувствовал он себя препакостно. Каким-то Грушницким. Впору было крикнуть: «Стреляйте! Я вас ненавижу, а себя презираю!» Ах, Клара, Клара, это из-за тебя я сошел с ума, подумал Алеша. И опять получилось некрасиво – свалил вину на женщину.

По всему выходило: нехорош Алексей Романов. Пускай пропадает, не жалко.

Черная дырка смотрела прямо в лицо. Сейчас к восемнадцати жертвам великого дуэлянта прибавится девятнадцатая.

Д'Арборио опустил ствол пониже, подпер локоть правой рукой. К чему такая тщательность? Промахнуться мудрено.

Выстрел показался Алеше не таким оглушительным, как предыдущий. Левую руку, которой молодой человек прикрывал бок и низ лица, слегка толкнуло. Но боли не было.

С недоумением он посмотрел на рукав и увидел, что на манжете отстрелена запонка.

Что за чудо?

Синьор Лоди верещал что-то по-итальянски про belissimo duello и annali di storia, а Романов всё разглядывал свой простреленный рукав.

Подошел улыбающийся Д'Арборио.

– Ну вот, мы квиты. Вы слегка попортили мой туалет, я – ваш. – Он снял перчатку и протянул руку. – Вы смелый человек, мсье. И отличный стрелок. Вы молоды, хороши собой, а главное она вас любит. Рафаэль Д'Арборио – не дракон, от которого нужно спасать принцессу. Клара ваша, вы достойны этой нимфы.

Еще не пришедший в себя Романов вынул из кармана и протянул правую руку (перевязь перед поединком он снял).

Пальцы у итальянцы были горячие, сильные. Алеша вскрикнул.

– Простите, я забыл про вашу руку, – расстроился Д'Арборио. – У вас повреждено сухожилие? О, я знаю толк в ранениях.

Оглянувшись на сияющего секунданта, поэт отвел русского в сторону и понизил голос.

– Вы ведь офицер? Это видно по взгляду, по выправке, по благородству манер. И коли находитесь здесь в разгар войны, на то, конечно же, имеются веские причины… Молчите, не возражайте. Но если вам что-нибудь говорит имя Д'Арборио, вы знаете, что я пламенный враг австрийцев и тевтонов. Вы читали речь, которую я на прошлой неделе произнес в Риме? «Италия, проснись!» Нейтралитет – позор для моей отчизны. Мы должны вынуть меч из ножен!