Борис Акунин - Мука разбитого сердца

Показал на большой рычаг.

– Nach unten. Zu fest für mich… Mir ist kodderig… [4]

– «Унтен» – это вниз, – перевел полиглот Никашидзе. – Дернуть, что ли?

Дернул.

– Ух ты! – восхитился Булошников.

Стальная стена с шипением уползла в сторону и исчезла в пазу. За ней было узкое неосвещенное помещение.

Богатырь осторожно усадил архивариуса на пол, дед теперь был не нужен.

Агенты втроем подошли к открывшемуся сезаму и остановились. Нужно было подождать, пока глаза свыкнутся с полумраком.

Вдруг Никашидзе услышал позади шорох. Обернулся.

Паралитик дополз до входа и, схватившись руками за стенки, вытягивал свое непослушное тело из потайной комнаты.

Молниеносным движением грузин выхватил нож, метнул. Оружие воткнулось старику чуть ниже затылка. Голова с глухим стуком ударилась о пол.

– Ты чего?! – взвизгнул Булошников. – Сказано же: без тухлятины! Баррран грузинский!

– А если б он нас тут запер? Это ты его проглядел, хряк холощеный!

– Ах ты, паскуда!

Булошников схватил «волкодава» за грудки, получил мощный удар коленкой в пах, но даже не поморщился. Занес гигантский кулачище.

– А ну ша, ботва! – цыкнул на них Лютиков. – Гляньте-ка, чего это там.

На том конце продолговатой, похожей на тамбур камеры что-то поблескивало.

Толкаясь плечами, агенты шагнули внутрь.

Алексей знал, что не сможет забыть эту картину до конца своей жизни.

Рассвет.

Пустынная дорога над озером.

Туман, мелкий дождь.

Кучка хмурых мужчин под зонтами стояла возле автомобиля. Завидев русских, люди расступились.

Романов заглянул внутрь «бельвилля» и увидел в кабине на кожаных сиденьях три неподвижных фигуры в одинаковых позах. Головы запрокинуты назад, руки сложены на коленях.

Комиссар местной полиции открыл дверцу.

Стало видно, что у мертвецов лица голубого цвета. Даже у Булошникова, вечно румяного, как крымское яблоко.

Рядом сдавленно вскрикнул Козловский. Алексея мелко затрясло…

Когда группа не вернулась в установленное время, сначала они просто ждали. Потом, во втором часу пополуночи, отправились к вилле, но там было темно и тихо.

Вернулись, снова ждали.

Козловский выкурил две пачки папирос. Алеша забыл о грядущей дуэли и даже почти не думал о Кларе.

А в половине седьмого приехал полицейский. Они не знали по-итальянски, а он, как многие из жителей этого кантона, не говорил ни по-французски, ни по-немецки. Поняли лишь: «signor commissario» да «urgente» – в общем, срочно вызывают в полицию.

По дороге князь вполголоса инструктировал помощника, как себя вести на очной ставке с агентами, что отвечать, а чего ни в коем случае не говорить. Они готовились к тому, что группа завалилась и теперь всех посадят в тюрьму или, самое лучшее, депортируют.

Но подобного исхода не ждали…

Алеша мигнул, ослепленный блицем. Полицейский фотограф снимал трупы.

Подошел комиссар, представился. Заговорил на приличном французском:

– Примите мои соболезнования, маэстро… Картина более или менее ясна. Прошу взглянуть вот сюда. – Он взял окоченевшего певца, подвел к автомобилю сзади. – Видите? Выхлопную трубу залепило комком грязи. Такое случается, хоть и очень редко. Вашим товарищам не повезло. Мы, конечно, сделаем вскрытие, но причина смерти очевидна. Синюшность кожных покровов характерна именно для отравления выхлопным газом. Я понимаю, вы в потрясении. Но нам нужна ваша помощь. Нужно установить личность покойных. Собственно, я уже знаю: вот этот брюнет – ваш метатель ножей, а человек с квадратной челюстью – фокусник. Их опознали служители «Гранд-отеля». Но им не знаком полный господин. Вы можете назвать нам его имя?

Взглянув на Булошникова, Алеша содрогнулся. Один глаз мертвеца был чуть-чуть приоткрыт, и казалось, будто он подсматривает за живыми из какого-то иного мира. То ли с насмешкой, то ли с угрозой…

– Маэстро! – тронул Романова за рукав комиссар. – Вы меня слышите?

Сзади Алешу толкнул штабс-ротмистр.

– …Не знаю, – с трудом выговорил Алеша. – Впервые вижу…

Когда полицейские разрешили им уйти, они какое-то время шли вдвоем вдоль берега молча. В унылой, темной от дождя дубраве, где их никто не мог увидеть или услышать, князь опустился на колени, прямо на мокрую землю, закрыл лицо руками и простонал:

– Провал… Позор! Бесчестье… А ребят как жалко…