Элиетт Абекассис: Сокровище храма

— Ну ладно, — сказал я, — рассказывай. Какие там у вас новости?

— Новость только одна, — ответил отец. — В Иудейской пустыне, в нескольких километрах отсюда, совершено убийство. Похоже на человеческое жертвоприношение. Шимон Делам попросил меня поговорить с тобой, Ари. Он хотел бы поручить тебе расследование. Он говорит, что только ты можешь быть солдатом, хорошо знающим все писания.

— Но, — возразил я, — тебе же не известно, что именно здесь, в пещерах Кумрана, я выполняю свою миссию?

— Миссию? — удивился отец. — Какую миссию?

— Вчера ессеи избрали меня. Теперь я их Мессия.

— Они тебя избрали, — протянул отец, — окидывая меня странным взглядом, будто совсем не удивляясь моему сообщению.

— Они думают, что ожидаемый ими Мессия — это я. В текстах сказано: Мессия должен раскрыться в 5760 году, и он зовется «львом». Лев — это я. Таков смысл имени, которое ты мне дал.

— А ты готов забросить труд писца и выйти из пещер?

— Я писец, а не детектив.

— Ты сказал, что назначен ессеями Мессией. А это значит, что твоя миссия — не писанина, а бой, битва Добра со Злом. Она означает войну сынов света против сынов тьмы, и твоя задача — найти убийцу и победить его.

Так говорил мой отец, и умозаключения ученого не могли помешать мне, признать в нем священнослужителя, Коэна. За два года до этого я узнал, что отец принадлежал к секте ессеев, но решил выйти из пещер после образования государства Израиль и жить в нем. И я понял, что этот человек с впечатляющей внешностью, сильный своими знаниями, отвагой и верой, обладал харизмой и степенностью патриарха; у него были густые каштановые волосы, тело с тонкими упругими мышцами, черные жгучие глаза, горевшие на лице, озаренном магической улыбкой. Эта улыбка выражала одновременно и бурную деятельность присущего ему ума, и безмятежное спокойствие, которое он черпал в изучении древних текстов. Возможно, потому у этого человека не было возраста; ведь он вобрал в себя все века: он воплощал память времен.

— Да ладно тебе, — пренебрежительно бросил отец. — Ты еще молод. Ты можешь драться. У тебя есть знания и силы, чтобы разгадать эту загадку. Неужели ты поступишь, как пророк Иона, и убежишь от своей миссии?

— Это их дела, — отмахнулся я.

— Нет, не их, а твои, наши. Тот человек принесен в жертву у вас, в ваших владениях, он был одет в ваши ритуальные одежды, И если ты не встанешь, знай, все поиски будут направлены на вас, и секрет вашего существования обязательно откроется. Вас могут обвинить в том, что вы вышли из своих пещер и совершили злодеяние, и посадят на цепь, теперь уж навсегда. Не о битве уже идет речь, а о вашем спасении!

— Писано, что мы должны удалиться с дорог, по которым бродит зло.

Тогда отец подошел к свитку, который я переписывал. Будучи палеографом, специалистом по древним текстам, он интересовался индивидуальными формами письмен, дабы определить дату написания текстов. Несмотря на то, что палеография не такая уж точная наука, поскольку ни один манускрипт не может служить первоисточником, моему отцу удавалось выделить в текстах прогрессию самых ранних форм согласных к наиболее поздним формам. Он помнил все, что ему удалось расшифровать, великолепно улавливая характерные черты каждого изученного фрагмента. Определял качество пергамента, способ его выделки, условия, в которых работал писец, и даже его стиль, особенности чернил, языка, словарного запаса и сюжета. Лингвистические познания позволяли ему свободно читать на греческом и семитских языках, расшифровывать клинописные таблички и ханаанские письмена в виде точек и стрелок, встречающиеся на финикийских, пунических, древнееврейских, эдомитских, арамейских, набатийских, пальмиренийских, тамудийских, сафантийских, самарийских или христианско-палестинских документах. Он остановил палец на следующем пассаже: «Рука Господа простерлась надо мной. Он духом своим вознес меня и опустил посреди долины: она вся была усеяна костями».

— Писано еще во втором веке, что это случится в Конце Света, — пояснил он.

Я проводил отца до выхода из грота. Снаружи стояли люди, была ночь. Лунный свет освещал отвесную скалу, отделявшую нас от остального мира. Вдалеке на темном горизонте выделялись известковые скалы, образующие лунный пейзаж Мертвого моря. На скальном выступе, тянущемся вдоль наших пещер, стояли все десять членов Высшего совета. Там были жрецы Иссахар, Перес и Иов, левиты Асбель, Ехи и Муппим, а также сыновья Израиля Гера, Нааман и Ард в сопровождении жреца Леви, бывшего моим наставником, — мужчина в зрелом возрасте с седыми шелковистыми волосами: кожа его, выдубленная солнцем, напоминала пергамент; у него были тонкие губы и высокомерная осанка. Он-то и приблизился к моему отцу.