Элиетт Абекассис - Сокровище храма

— Но что ты хочешь этим сказать? — удивился я.

— Сейчас скажу… Именно мне пришла идея отнести копию Медного свитка эксперту-графологу. Он проанализировал почерк и пришел к выводу, что свиток писался несколькими людьми, так как в нем присутствуют пять различных стилей. Более того, он по почерку определил сильное нервное напряжение писавших. Короче говоря, мы установили, что свиток писали не ессеи, а писался он как раз перед разрушением Второго Храма, в паническом состоянии.

— В таком случае, почему Медный свиток находился в ессейских пещерах? — спросила Джейн. — И чего ради понадобилось так рассеивать сокровище?

Отец с веселым лукавством посмотрел на нее.

— Представьте себе, Джейн, что вам, во что бы то ни стало надо куда-то спрятать огромное богатство, срочно. Во-первых, вы постараетесь не привлекать к нему внимание кого бы то ни было. Во-вторых, все в одном месте вам все равно не спрятать, а значит, вы его разделите на части и перевезете в труднодоступные места.

Все замолчали. Отец заказал кофе подошедшему официанту, молодому брюнету в белом.

Когда тот отходил, отец озабоченно смотрел ему вслед.

— Странно… — проворчал он. — Но у меня такое впечатление, что этот человек нас подслушивает.

— Да что ты! — отмахнулся я. — Он просто ждал, когда мы ему сделаем заказ.

— Не думаю, — только и вздохнул отец.

— А что тебе известно об Аккоцах? Я прочитал в Медном свитке, что часть сокровищ находится в их владениях…

— Аккоцы — фамилия жрецов, род которых восходит к Давиду. Это очень влиятельная семья эпохи возвращения евреев, изгнанных в Вавилон, влияние ее сохранялось и в асмонийский период. Родовое гнездо Аккоцев находилось в Иорданской долине, недалеко от Иерихона, то есть в центре района, где расположена большая часть тайников.

— В этом месте сейчас живут самаритяне, — заметил я.

— После возвращения из ссылки члены дома Аккоцев не смогли предоставить достаточных доказательств своей принадлежности к касте жрецов и поэтому лишились права занимать место в иерархии священнослужителей. Потому-то на них и была возложена другая обязанность — организация храмового хозяйства; здесь не требовалось доказывать свою генеалогическую чистоту. В эпоху реконструкции стен Иерусалима, которой руководил Неемия, упоминается о некоем Меремоте, бывшем якобы сыном Урии, сына Аккоца. Этому-то человеку и было доверено сокровище Храма.

— Иными словами, Аккоцы были казначеями Храма.

— Остается узнать, есть ли другая связь, кроме географической, между самаритянами и Аккоцами, — подытожила Джейн.

— А ты знал, что самаритяне все еще приносят в жертву животных?

— Да, — ответил отец, поведя бровью. — Но не так уж часто. Недавно ты присутствовал на таком жертвоприношении?

— Когда мы были у них, они приносили в жертву барана. Бык ждал своей очереди.

— Баран и бык?

Отец поудобнее устроился в кресле, задумался.

— Да, а почему бы и нет?

— Это было во времена Храма, — начал отец. — Верховный жрец десять дней готовился к торжественному священнодействию по случаю Дня искупления. Когда этот день наставал, он совершал омовение, затем облачался в белоснежную льняную одежду, прежде чем приблизиться к священному месту. В святая святых он входил только один раз в году, в час Киппур, в день Страшного Суда. Десятью днями раньше отмечался день Рош-га-Шана, еврейский Новый год.

Церемония начиналась с принесения в жертву барана и быка, предназначенных Всевышнему, на которых Верховный жрец начертал семь полос кровью. Затем он приближался к козлу отпущения, предназначенному Азазелю, и исповедовался перед ним в грехах, совершенных народом. Он возлагал руки на козла и говорил: «О Всевышний, Твой народ, колено Израилево, дети Твои согрешили, они виновны перед Тобой. Помилуй нас во Имя Твое, отпусти грехи наши, заблуждения, беззакония, допущенные Твоим народом, детьми Израиля, ибо сказано в законе раба Твоего Моисея: „В этот день наступает час Искупления, которое должно очистить вас от грехов перед Всевышним“. В этот момент Верховный жрец произносил неизрекаемое имя Господа. Жрецы и народ, стоявшие на паперти святилища, услышав из уст Верховного жреца величественное имя во всей его святости и во всей его чистоте, преклоняли колени и падали ниц. И Верховный жрец, благословив их, произносил: „Вы чисты“. Говорят, когда он входил в святая святых и представал перед завесой, закрывавшей Ковчег, он мог умереть, так как сам Бог являл себя в этом месте.