Элиетт Абекассис - Сокровище храма

— В таком случае до завтра.

— Ари?

— Да?

— Когда я сказала, что мне страшно… Я хотела сказать… страшно за тебя.

Она смотрела мне вслед, как я шел один среди пустыни. А я иногда оборачивался, чтобы убедиться, что она все еще там, что я еще увижусь с ней, что не увижу, как она удаляется навсегда в этом расплывчатом заброшенном пейзаже, в котором я никогда ее больше не распознаю.

Возвратившись в пещеры, я сразу прошел в Скрипториум. Мне хотелось просмотреть копию с Медного свитка, где содержались указания, касающиеся сокровища Храма.

Я вошел в небольшое, смежное со Скрипториумом помещение, которое мы называли библиотекой.

Там я нашел интересующий меня пергамент: копия с Медного свитка была сделана мелким убористым почерком. Я немедленно начал его расшифровывать. В нем описывалось множество мест, различных тайников, в которых хранилось баснословное сокровище в виде слитков золота и серебра… Джейн упоминала о миллиардах долларов; она не ошибалась. Места, по которым было рассеяно сокровище, образовывали сложную систему болот, тянувшихся от Иерусалима до Иудейской пустыни и Мертвого моря. Все они географически поддавались вычислению на карте и были вполне доступны благодаря многочисленным дорогам и проходам, известным нам.

Вопреки моему мнению экспедиция профессора Эриксона не была такой уж безрассудной, как это казалось с первого взгляда, и могла оказаться в высшей степени доходной.

На следующий день я решил отправиться в Иерусалим, чтобы встретиться с Руфью Ротберг. Я сел в автобус, поднимающийся к Иерусалиму по дороге, протянувшейся вдоль пустыни примерно на тридцать километров. Дорога постепенно поднимается, потом внезапно скатывается в Иерусалим южнее мечети Неби-Семуль и нескольких новеньких особняков, проходит по университетским склонам в верхней части долины Креста к новому городу с уже разбитыми улицами и таким интенсивным движением, что можно подумать, что находишься в своеобразном восточном мегаполисе. Подъем к Иерусалиму обязателен, он дает возможность пообвыкнуть, смягчить изумление при виде его красоты, и радоваться ей, узнав ее поближе. Так жених готовится к встрече со своей невестой. Иудейская пустыня окружает Иерусалим со всех сторон, и город предстает оазисом посреди бесплодной равнины, усеянной камнями, после кольца из скалистых холмов, после безмолвия.

О друзья мои, как сказать вам о моем чувстве, как описать его и как понять? Я прибыл на главный автовокзал, где меня встретил гвалт молодежи и молодых солдат в униформе, поток пассажиров, снующих между машинами такси; таксисты громко окликали новоприбывших, пытаясь заполнить последнее свободное место; одинарные и двойные автобусы ждали часа отправления. Наконец-то я вновь очутился в суматохе, которая тепло, как в детстве, приняла меня в свои объятия; но теперь, когда я жил в пустыне, она вдруг показалась мне и близкой и чуждой одновременно. Я очутился на окраине Иерусалима; когда-то я частенько наведывался сюда.

А чтобы вы смогли меня понять, надо бы остановить вас на какое-то время и дать душой и сердцем полюбоваться этим уголком Иерусалима, который пребывает в каждом из нас. И город откроется, как перешеек, раскроется как на ладони, предстанет букетом розовых, красных и фиолетовых цветов. Иерусалим Исайи, увенчанный славой, утопающий в красотах, напоенный бесценными запахами, ароматами души… Иерусалим — мой город, мой свет, мое утро и мой вечер, с отблесками на камнях, раздавленных солнцем и омоченных росой. Этот Иерусалим открывал мне свои объятия, и я вновь находил — магией чувственной памяти, которая сильнее памяти обычной, — все иерусалимские утра, похожие на ночь, и все иерусалимские ночи, похожие на день; и люди торопливым шагом проходят этот город из конца в конец. Окрестности — пустыня, в ней нет никого, кроме моего друга, подруги, Иерусалима. В пустыне я живу среди одиноких скал, знойных долин, глубоких оврагов. Оазис пустыни — Иерусалим; прекрасная вершина, радость всей земли — гора Сион, возносящая Иерусалим в поднебесье; небесный город открывал мне объятия, и я был в его власти.

По Яффской дороге я дошел до северо-западного угла старого города, потом проследовал вдоль турецких крепостных стен до порта Яффа, который тянется до подошвы горы Сион, откуда дорога ведет в Вифлеем и дальше.

Я прошел вдоль Сиона. Сердцем я льнул к его стенам, а Сион, позолоченный солнцем, шествовал рядом, замедляя мои шаги у своих ворот, перед мирными стенами, дабы остановились мои ноги и я вошел, вошел, ведомый Благодатью, вошел, несмотря на мои беды, великолепным в славный город, нетронутый ложью и мерзостью, радуясь новости; я войду и воздам хвалу у ворот Сиона, вознесенного на самую высокую гору, я войду, неся на плечах другой город, заселенный поколениями людей, войду как благочестивый и удостоившийся чести: я войду в Вечность.